…Нам оставалось лететь до места ещё километров двадцать пять. Из-за низкой облачности полёт проходил на высоте двести метров. Внизу лес. Вот тут-то нас и ожидала хорошо спланированная засада с крупнокалиберным зенитным пулемётом. Позже я понял, что о возможности обстрела с земли в этом районе были предупреждены и лётчики, и командир спецгруппы. Дело в том, что недавно на подходе к «нашему» аэродрому уже был с земли обстрелян самолёт. Обстрел вёлся группой из автоматов и винтовок, что, в принципе, малоэффективно. В тот раз самолёт практически не пострадал. Кто стрелял — можно было догадаться. По оперативным данным в здешних лесах обосновались банды, состоящие из бывших полицейских и пришедших с Украины бандеровцев. Они в своё время не успели отступить с немцами и ожидали их возвращения. В нашем же случае было очевидно, что некое бандитское формирование точно определило коридор, по которому шли на аэродром в Колышки транспортные самолёты и устроило засаду с крупнокалиберным зенитным пулемётом. Со слов лётчика — нас подбили буквально с первой очереди. Один двигатель был разбит, а бензобак превратился в решето. Загореться могли в любой момент. Просто обязаны были загореться! Шанс на спасение — немедленная посадка. Как не загорелись? Чудо!
«Чудо — чудом, а ведь они наверняка сейчас спешат сюда. Подбитый транспортник — лакомая добыча!» Это сказал молчавший до сих пор второй лётчик. Серёгин кивнул: «Твоя правда. Ребята, бегом к кустарнику! Там остановка. Оружие к бою! Самарин, ты рацию не забыл, надеюсь? Как добежим до кустов — связь обеспечь»!
У кустов отдышались. Бойцы разматывали свои автоматы и это действие казалось мне бесконечно долгим. Я же всё это время пребывал в некоторой растерянности: ТТ для серьёзного боя — игрушка. Серёгин вполголоса: «Летчики с пулемётом — возьмите на прицел ближнюю часть опушки. Пётр, смотри за полем и самолётом, будь готов поджечь его трассирующими. Всем залечь и наблюдать. Самарин, что с рацией? Эй, капитан, держи автомат, его хозяин сегодня не работник», — это уже он ко мне обратился, протягивая перебинтованный ППШ. «Кстати и познакомимся, пока не поздно». Короткое рукопожатие. Я назвался: «Климов. Виталий». «Вот что, Виталий, ты, видать, обстрелянный. Будь рядом с пулемётом на всякий случай. Подстрахуй. Всё же лётчики — не пехота».
Распеленать автомат дело секундное. А ведь я давно уже не стрелял из автомата, да и вообще давно не стрелял. В начале сорок третьего нашей армейской газете потребовался штатный корреспондент (желательно грамотный), а кому-то в политотделе было известно, что я учился в литинституте. Вот и стал моим основным оружием карандаш. Когда я сопровождал Симонова на плацдарме, мы оба были с автоматами, но стрелять, к счастью, почти не пришлось. Может и теперь обойдётся? Но насколько спокойнее на душе, когда с тобой автомат. Вскидываю оружие, левой ладонью обнимаю округлость диска, заученным движением большого пальца правой руки отвожу рубчатое полуколёсико предохранителя. Привычна обнадёживающая тяжесть ППШ. Он прост и непритязателен внешне. Его создатели не трудились над отделкой. Шероховатое литьё, грубая оковка. Если отжать затыльник, то автомат переломится под углом, как охотничье ружьё. Затвор можно просто вытряхнуть вместе с пружиной и пластмассовым амортизатором. Тут и деталей-то нет… Конструкция необыкновенно проста. Всё гениальное — просто. Автомат мне кажется живым существом, другом, защитником. Помню, друг мой Юрка признался, что одушевляет своё оружие, подобно язычникам. Значит, мы — язычники? Я невольно погладил автомат по кожуху. Его поверхность давно утратила воронёный отлив, ржавая сыпь выступила на стволе. Сколько ему пришлось повидать? Я отделил диск, снял крышку. Вот она — тесная спираль золотых полусферических пулевых головок. Диск полон под завязку — семьдесят один патрон. Их можно отстрелять за одну минуту. Но я давно уже научился беречь патроны, бить короткими очередями и только прицельно. Закрыл крышку и примкнул диск к автомату. Я готов к бою, я уже хочу боя…
