— У, каскыр! — и раздалась автоматная очередь, короткая, сухая: стреляли немцы. И ругались по-казахски.
Кто-то тронул Витю за плечо.
— Эй, сосед! Садись ко мне колени!
Это был старик со сломанной ногой, из одной палаты с Витей. Костыли он поставил рядом с собой, на краешек лавки. Витя не хотел садиться на колени — не маленький же. Да и от старика вечно воняло какой-то дрянью. То ли лекарством, то ли болезнью. Витя поёжился, но отказаться было неудобно. Нечаянно зацепил ногами костыли, и они с грохотом попадали на пол. Больные возмущенно заоглядывались: лица у них были синеватыми от света невидимого телеэкрана.
— Потише там! — сказал кто-то.
— Да ты по-казахски всё равно не понимаешь, — громко и добродушно ответил старик, подхватывая Витю и усаживая на колени.
Теперь Вите была видна часть экрана. Он увидел танк, мчавшийся прямо на пушку, из которой стреляли фашисты. Фашисты испугались и никак не могли попасть в танк, а потом побежали в разные стороны, а танк, наш замечательно красивый «Т-34», подмял пушку, поутюжил окоп и остановился. Откинулся люк, над ним появилось чумазое улыбающееся лицо в танкистском шлеме. Человек высунулся еще больше и тогда Витя увидел, что танкист одет в странную полосатую робу, вроде больничной пижамы. Странный танкист огляделся, улыбнулся ослепительно белыми — на фоне закопченного лица — зубами. Потом озабоченно глянул внутрь. Из люка появилась вторая голова — в странной полосатой шапочке, похожей на бескозырку без ленточек.
— Солярка бермес! — сказал он.
— Тьфу, тэнтеклар! — ответил танкист, снял шлем, который назвал «тумак» и длинно выругался по-русски. Здесь перевода, видимо, не требовалось.
Витя вообще мало понимал по-казахски: у них в городке казахов почти не было, только продавцы да некоторые милиционеры. И даже в школе казахский язык изучали только с пятого или четвертого класса. Витя знал, как вежливо поздороваться — «Саламат сиз ба», и как попросить в магазине белого хлеба — «Ак нан барма?». Ну, и еще несколько слов — по магазинным вывескам. Например, «Китаплар». Это значило «Книги».
Витя завозился. Сидеть ему было неудобно, вытягивать шею — тоже: он боялся загородить старику экран своей заклеенной головой. Старик понял его по-своему:
— Что, ни бельмеса? — громким шепотом сказал он Вите. На Витю пахнуло жутким табачным перегаром. — А тут, понимаешь, немцы в концлагере решили наш танк испытать. Выбрали трех танкистов из заключенных, посадили в танк и стали расстреливать из пушек. А снаряды отскакивают. Броня, значит, крепкая такая. Ну, вот наши и сбежали…
