Сольфеджио и гармонию преподавал Лазарь Воль. Худой, с копной чёрных волос и с дьявольским блеском в глазах. Ну, вылитый чёрт! Талантливый композитор. Написал оперетту и её в городском театре исполняли. Однажды, на уроке сольфеджио, я решил пошутить (признаюсь, весьма неудачно). Когда пел гамму до мажор, то вместо ноты соль, спел — Воль. И что? «Посеешь, ветер — пожнёшь бурю». Он орал, что я бездарность, что я поступил потому, что дал взятку. Когда я сказал, что пожалуюсь директору, то он слегка стушевался. Но в процессе учёбы заставлял меня решать труднейшие гармонические задачи. Мне пришлось изрядно попотеть, но я так знал гармонию, что при поступлении в консерваторию, помогал своим землякам-абитуриентам.
Георгий Андреевич Аванесов — мой преподаватель гитары был домристом и технику игры на гитаре знал только в общих чертах. Главная заслуга его в том, что он готовил меня, как солиста, воспитывал, как спортсмена — быть уверенным в себе. Он говорил мне, что надо практиковаться столько, чтобы игра вызывала у публики иллюзию лёгкости. Но перед самым концертом нельзя играть программу. «Тебе через пятнадцать минут на сцену, — говорил он, — а ты уже всё сыграл. — игра твоя будет выхолощенной, неэмоциональной».
Вячеслав Ткачёв, преподаватель по общему фортепиано, слушая, как я играл «Вариации на тему Моцарта» Фернандо Сора, спросил: «А ты сможешь всё это пропеть? — если нет, то у тебя только пальцевая память, а она ненадёжная. Нужно всё пропевать».
Благодаря таким наставлениям, я стал артистом. Я никогда не разыгрывался перед концертом. Гитара лежала на стуле в концертном зале. Я в туалете горячей водой распаривал руки, шёл на сцену, проверял строй и начинал играть.
Как-то на уроке оркестровки мне задали работу: оркестровать «Старый замок» Мусоргского для оркестра народных инструментов и продирижировать. Вначале директор музучилища Виктор Кириллович Яровой перед оркестром начал рассказывать программу произведения: «Представьте старый заброшенный замок, полуразрушенный, вороны каркают». И предложил мне стать перед оркестром дирижировать.
Во мне взыграл дух противоречия. Я не долго думая, выпалил: «Друзья, Виктор Кириллович ошибается только потому, что прочитал неправильный перевод с французского. „Старинный замок“ на рисунке Гартмана, который вдохновил Мусоргского на музыку, совсем не такой. Перед замком стоит Трубадур и поёт серенаду».
Скандала не было. Он вызвал меня в кабинет и спросил: «Откуда ты это знаешь?». Я ему сказал, что принесу картинки Гартмана. Принёс и он меня поблагодарил. Я ему тоже очень благодарен. Он меня выручал неоднократно. Один случай я помню. На четвёртом курсе дирекция русского театра предложила мне оформить музыкально спектакль американского драматурга Теннесси — «Орфей спускается в ад». Я устно договорился с директором театра на определённую плату. Когда он перед спектаклем принёс контракт, где сумма была занижена вдвое, я отказался работать. Шум поднялся страшный. Вызвали директора училища: «Ваш студент срывает показ спектакля!». Когда он выслушал мои объяснения, то заявил директору театра, что я студент хороший, претензий ко мне нет, а то, что подрабатываю в свободное от учёбы время — это моё право. Я ушёл домой, а вечером ко мне приехал заместитель директора и привёз переписанный контракт на ранее оговоренную сумму. Спектакль удался. Я с театром даже ездил на гастроли.
