Дядя Абраша был третьим ребенком в семье Эйзлер. По-моему, он был самым полноценным и разносторонне способным ребенком в этой семье.
Когда после смерти отца семья Эйзлеров переехала в Петроград и дядя поступил в Технологический институт, он быстро освоился со столичной жизнью. Однажды, уже после войны, я поехал с каким-то поручением к друзьям дяди Абраши по фамилии Шафир. Он был адвокатом, а его жена Раиса Семеновна занималась художественными поделками. В частности, делала росписи по шелку и обтягивала им абажуры. Помню, один такой был в нашем доме.
Так вот, Раиса Семеновна тогда мне рассказала, что в студенческие годы дядя Абраша был душой компании столичной молодежи, которую некогда назвали бы «золотой». И он имел прозвище «еврейский гусар». Он был очень остроумен, довольно красив и элегантен в отношении с женщинами. И даже в зрелые годы был лавеласом.
По окончании института дядя Абраша работал на пороховых заводах, и, хотя шла война, его в армию не призвали. Во время НЭПа дядя Абраша и его брат Лева (о нем ниже) организовали частное предприятие по производству гуталина. Этот заводик помещался во флигеле (бывшая каретная) во дворе дома на Кирочной (рядом с построенным кинотеатром Спартак). Когда НЭП прикрыли, дядю Абрашу и дядю Леву арестовали, и следователи требовали сдать драгоценности для возможного освобождения. Они, конечно, сдали, и их выпустили.
Я уже упомянул, что в начале 20-х годов дядя Абраша уже жил отдельно со своей семьей. Семья Эйзлеров после революции разъехалась, так как дом на Таврической улице, принадлежавший брату бабушки, был национализирован. Дядя Абраша и тетя Лиза оказались в соседних квартирах в доме на Чернышевской улице (сейчас это напротив метро Чернышевская). У Абраши была двухкомнатная квартира и большая кухня. Я помню время, когда дядя Абраша уже был второй раз женат. Второй женой была Елена Петровна, по-моему, как я слыхал, она была полу-русской, полу-турчанкой. Высокая, стройная, темноволосая, с жгучими черными глазами. Она мать Маши, которая похожа на нее. Жила в квартире дяди Абраши и Бубочка, так как мать Бубочки, Нина Алексеевна, выйдя второй раз замуж, уехала с мужем в Горький, а Бубочку оставила Абраше. Была у них домработница Машка, которая фактически воспитывала обеих дочерей. Жила она на кухне, но была хозяйкой во всей квартире. Помню, что у нее на лбу была заметная ямка (очевидно, после какой-то операции), и дядя Абраша острил: «Бог шельму метит», хотя очень ценил ее и хорошо к ней относился. Она умерла 20 июня 1940 года, перед самой войной. Квартира дяди Абраши была обставлена красивой мебелью. Украшали комнаты большие красивые вазы (не иначе как из дворцов, разворованные во время революции). Особенно красиво выглядел кабинет дяди Абраши: письменный стол красного дерева александровского стиля, такой же книжный шкаф и чернильный прибор с наполеоновской тематикой. И, наконец, такого же александровского стиля кресло. Кстати, на стене кабинета висел портрет дяди Абраши, написанный художником Альтманом. На том портрете дядя Абраша изображен в упомянутом кресле, красивый, успешный, с присущей ему иронической улыбкой. Когда во время войны эта квартира была реквизирована (была вскрыта спекуляция спиртом, и Елена Петровна была арестована и расстреляна, а дяде Абраше удалось скрыться в Москве!!!) и досталась какому-нибудь МГБ-шнику со всем имуществом, картина не пригодилась, и он ее сдал в комиссионный магазин. Однажды в этот магазин зашел приятель дяди Абраши, увидел картину и купил ее. После того, как дядя Абраша, отсидев 10 лет, вернулся и заехал в Ленинград, этот знакомый подарил дяде Абраше эту картину. Дядю Абрашу и художника Альтмана связывала давняя дружба, и когда в 60-е гг. в Ленинграде, в Доме Художника, была организована выставка Альтмана, в экспозиции выставки была и эта картина. Я не помню, осталась ли эта картина в московской квартире, где жили дядя Абраша и тетя Лиза в последние годы.
