Она умела принимать факты такими, какими они были. И выложила все Гришке как на духу. Он был потрясен, он не хотел в это верить. Его нелепые попытки как-то все уладить, записаться к какому-то медицинскому светиле Евгения решительно пресекла. Они развелись.
Жизнь ее стала совсем другой. О хирургическом изменении пола в те годы и не помышляли. Евгении пришлось приспосабливаться к новой жизни собственными силами. Она не признавала компромиссов, чем и сделала себе имя в журналистике. И теперь она ничего не собиралась скрывать. Прежде всего Евгения очень коротко постриглась и тем навсегда решила проблему со своими непокорными волосами. Ее гардероб теперь составляли исключительно брючные костюмы, джинсы и свитера. К куреву и ежедневной рюмке коньяка она пристрастилась давно.
В ее однокомнатной квартире появился немецкий тренажер, купленный за безумные деньги, и кварцевая лампа, обеспечивавшая постоянный загар. Она и раньше славилась своей резкостью, к которой теперь добавился вполне мужской, хотя и нечастый мат. Как ни странно, все это придало ей определенную привлекательность. Мужчины при виде ее чаще стали делать стойку, но их попытки сблизиться с ней, естественно, ни к чему не приводили. Гораздо важнее для Евгении было то, что на нее начали обращать внимание женщины. Но среди них чрезвычайно редко попадались те, кто был ей нужен. Наверное, за спиной Евгении сплетничали по поводу ее необычной сексуальной ориентации, но в глаза об этом не говорил никто. А если бы и посмели, Евгения знала, как поставить человека на место.
Последним ее увлечением была совершенно воздушная артисточка из Театра юного зрителя, игравшая в детских сказках инфантильных принцесс. Евгения как-то брала у нее интервью после спектакля. Говорила в основном она, а артисточка, которую звали Вероникой, смотрела на журналистку как удав на кролика.
Все между ними решилось очень быстро, и следующие три месяца они прожили вместе в квартире Евгении, переполненные счастьем и нежностью друг к другу. Но вчера и этой идиллии пришел конец. Евгения вернулась из Дома журналистов заполночь, мрачная, готовая весь мир разорвать в клочья.
- Почему так поздно? - спросила Вероника, капризно надув губки. - Ты же знаешь, что я места себе не нахожу!
- Цела я, цела! - отмахнулась Евгения. - Никто меня не трахнул в подворотне. Уймись.
- Ты пьяная!
- Слегка, - кивнула Евгения и, обхватив подружку, рухнула с ней на диван.
- Ты пьяная! - повторила Вероника с отвращением. - Пьяная! Какая мерзость!
