В этот момент Эрнст Вурхе как раз стоял у окна и брился. Когда он совершал движение рукой, внезапно начался треск и грохот. Он легким движением поднял лезвие и крепко вцепился левой рукой в багажную сетку. Мы видели, как товарищи из соседних купе, некоторые только в рубашке, выпрыгивали из качающегося вагона. Мне же рухнули на голову чемодан и мешок с бельем, и это отбросило меня головой вперед. Вскоре я снова вскочил на ноги. Поезд стоял. Я оглянулся в поисках Вурхе и не смог не засмеяться, увидев его. Он чисто довел до конца движение лезвием, вытер с лица мыльную пену и преспокойно сказал: «Ну, теперь можно и нам высаживаться!» Он ничему не позволял вывести себя из равновесия. Выбегать из отсека для бритья при всеобщей панике с пеной на лице, если еще оставалось время на то, чтобы вытереться — нет, это было не в его характере. Хладнокровие было одним из его любимых слов, в нем он видел суть человеческого и мужского достоинства, все его существо словно излучало веселую и спокойную уверенность, и в этой уверенности было столько же человеческого шарма, сколько достоинства мужчины.
С «высадкой», конечно же, не заладилось. Все двери наружу и к соседним купе заклинили. «Будем брать штурмом!» — сказал Вурхе и выбрался на волю через выбитое окно. Я перебросил вслед за ним наш багаж и последовал его примеру. Мы прижали наши чемоданы плотно к той стороне железнодорожной насыпи, что была противоположна противнику, и тут же рядышком растянулись на траве и солнце. Два часа спустя из Аугустово пришел восстановительный поезд, который с некоторым опозданием привез нас к цели. Россия гостеприимно встретила нас.
В штабе дивизии в Аугустово нас разделили на полки и вскоре затем в одной русской казарме — уже на роты. Каждый раз я смог устроить все так, чтобы остаться вместе с Вурхе. Мы оба попали в 9-ую роту эльзасского пехотного полка.
Ночью мы спали на соломе в русской казарме и на следующее майское утро вчетвером отправились к окопам нашей роты, которые располагались в нескольких часах ходьбы от нас в лесу, на укрепленных позициях.
Утреннее купание в «Белом озере» придало всему дню свежий блеск. Путь проходил через песок и сосновый лес. Рассеянный свет широко растекался по зеленым верхушкам деревьев и золотисто-красным стволам. Далее перед нами раскинулось широкое озеро, утопающее в утренней дымке. Иволги трещали, ласточки проносились совсем низко, задевая крылами водную гладь, гагары же исчезали из поля зрения, пока мы брели вдоль берега. Только издалека до нас доносился приглушенный грохот и звук, напоминавший мерное постукивание молоточка — звук пулемета. «Это же дятлы!» — засмеялся Вурхе, умываясь водой и солнечным светом.
