Для людей, для населения страны, этот разрыв проявляется особенно наглядно именно в медицине. Люди готовы согласиться с тем, что у них в городе нет консерватории, их театры далеки от столичных, их вузы слабы, а улицы некрасивы, но им трудно принять то, что диагностические отделения их больниц укомплектованы старым, порой уже бывшим в употреблении много лет оборудованием, а их врачи долгое время не повышали свою квалификацию.
Немосква. У нас появилось некое социальное образование, представляющее из себя совокупность всех регионов страны, кроме Москвы. (Я придумала это слово в марте 2016 года, возвращаясь из столицы).32 Оно сложилось само собой, никто не хотел его складывать, но централизация финансовых потоков, особенности бюджетного правила, централизация принятия решений, контроля и управления сделали свое дело. Бердяев был бы удивлен и сильно обеспокоен той разницей в развитии территорий, которая есть в России сейчас.
Москва и Немосква — это две разные России. Точнее, Москва в представлении многих «немосквичей» уже давно не Россия. Она Москва.
«Технологических возможностей для ранней диагностики заболевания и лечения заболевания становится с каждым годом все больше, однако эти возможности остаются малодоступны большинству населения регионов, особенно их глубинных частей, поскольку финансирование исследовательских процедур, подготовка врачей отстает от роста заболеваемости. Особенно нехорошо дела обстоят, по мнению наших респондентов, в областях, где рост заболеваемости сочетается с низким бюджетным финансированием онкологической сферы.…
Пациенты не имеют информации о дорогостоящих лекарствах, даже о том, что они существуют в принципе, поскольку им просто некому о них рассказать. Лечащие врачи, у которых нет квот на дорогие препараты, не имеют возможности предоставить пациентам такие лекарства бесплатно, но они и не предлагают своим пациентам купить их самостоятельно, поскольку знают, что это для них финансово невозможно. Поэтому они просто не говорят об их существовании. Причем иногда в категорию «дорогое лекарство» попадают лекарства стоимостью 5—7 тысяч рублей за месячный курс, поскольку и они дороги для отдельных категорий населения, особенно пенсионерок.
Детали болезни, особенности форм РМЖ часто тоже неизвестны пациенткам, поскольку они либо не установлены, в силу дороговизны анализов, либо о них не сообщается пациентам. Не сообщается по нескольким причинам: по причине нежелания пациенток погружаться в информацию о заболевании вообще и о своем конкретно, они перекладывают ответственность за свое лечение на врачей, полностью подчиняются их рекомендациям и категорически закрываются от дополнительных знаний; по причине изначальной малой образованности и быстрого снижения интеллектуальных возможностей пациенток после химиотерапии, многие жалуются на память и говорят, что просто не в состоянии запомнить, что говорит врач, не говоря уже об осмыслении сказанного и принятия каких-либо решений на этой основе; по причине скудости бесплатного лекарственного обеспечения и скудости финансовых возможностей пациенток, чтобы не расстраивать больных информацией о других желательных, но недоступных им препаратах. Дополнительное знание повлечет дополнительные вопросы и дополнительные просьбы о выписке бесплатных рецептов на более дорогие лекарства, которых на всех, однозначно, хватить не может».
