После этого то, что у нас в раннем периоде диагностируется меньшая часть заболеваний, а большая часть в позднем, что у нас гораздо больше денег приходится тратить на лечение больных по экстренным показаниям, чем на лечение в плановом режиме, я стала считать закономерным следствием этой позиции.
«В настоящее время смертность от новообразований в нашей стране занимает второе место в структуре смертности после болезней системы кровообращения. Одна из причин высоких показателей смертности — выявление заболевания на поздних стадиях. В настоящее время выявление заболевания на поздних стадиях происходит у 40—45% пациентов», — Андрей Каприн, генеральный директор Национального медицинского исследовательского центра радиологии на Первом международном форуме онкологии и радиологии 26 сентября 2018 года.28
«В 2011-м году меня муж отправил. Я ходила, терпела. Чувствовала, что-то там не то, но надеялась, что пройдет. Пришла к доктору. Сразу у меня взяли пункцию и буквально через два дня сказали, что все подтвердилось».
(ФГ, Московская область, 2013)
Один из врачей-онкологов, видимо для того, чтобы понять, можно ли пускать меня в свой кабинет, присутствовать при приеме больных, выдержу ли я психическую нагрузку, показал мне фотографию опухоли молочной железы третьей стадии. Это был большой фиолетово-красный кусок плоти, плохо прикрытый кожей, который нарос прямо на груди сверху. Как будто кто-то приклеил к молочной железе кусок старого сырого мяса. Врач сказал, что женщину с этой опухолью привел за руку ее сын. Она скрывала все от семьи, терпела и прикладывала к опухоли капустный лист. Только случайно сын зашел в комнату, когда женщина переодевалась, и заметил опухоль. Я спросила о судьбе женщины. «Прооперировали, жива, приходила недавно», — с усмешкой, той самой особой ироничной и грустной усмешкой, которая вырабатывается у врачей, ответил доктор.
Мы не сможем ничего сделать, если люди будут молчать. Никакие меры не смогут увеличить раннюю диагностику, если люди будут скрывать болезнь от самих себя и своих близких. А скрывать они будут, если будут бояться, что лечение будет тягостным, дорогим и бессмысленным, если будут уверены, что для семьи будет лучше потерять своего члена, чем тащить полутруп по жизни много лет. Люди боятся, что близкие будут жертвовать собой и самым необходимым имуществом, семья провалится в нищету, из которой не выберется уже никогда. «…поставили рак четвертой стадии, человеку 48 лет, вся жизнь впереди. ШОК, ПАНИКА — продали квартиру и в Израиль. Там за деньги делают все, но не здоровье. Вернулись через 26 дней, привезли на носилках через 2 недели. ВСЕ РУХНУЛО. Ни человека, ни денег, ни квартиры»
