Они присели рядом, закурили, заглянули в развернутые страницы.
Выкладки вызвали сомнение, недоумение и даже спор.
Подошел знакомый с другой стороны переулка — из другого ящика, что было совершенно нормально несмотря на все условия строгой секретности в каждом из п/я…
Через некоторое время над выкладками спорили два члена-корреспондента и один полный академик и еще куча умников из всех трех организаций.
Но спор требовал мела и доски — мел быстро нашли, но отказались от асфальта и начали писать на глухих стальных воротах в торце переулка. Писали долго, спорили много, стирали и писали снова — без чинов, не считаясь со званиями.
И когда прослеживался смысловой тупик, то после некоторого молчания из задних раздавалось «Да пустите же меня!» и на воротах появлялась новая запись, а старую стирали галстуком кого-то из академиков.
Конечно, сборище вызвало зрителей в немногочисленных не замазанных белилами окнах, а потом даже один из начальников первого отдела выбежал и попытался навести порядок.
Но академики послали его по известному адресу, и он увял, отойдя к началу переулка.
И тут в этом пустом проеме переулка остановился блестящий «Мерседес» и оттуда вышел еще один Академик в чине Генерального, снял белый пиджак, забросил его на плечо и неспешно пошел к спорящим.
Его увидели не сразу, но первый увидевший растерянно произнес «Папа!..» и все мгновенно смолкли.
Этот Генеральный отличался бешеным нравом и умением вгонять в ступор самых стойких сотрудников. Его негласное имя «папа» наводило трепет не только на м. н. с-ов, а тут он неторопливо приближался к группе, где было немало и его подчиненных.
Он шел прямо на исписанные ворота, а не к услужливо открытой железной двери, и все раздвинулись, давая ему возможность увидеть все написанное.
«Папа» остановился перед воротами, рассматривая формулы, потом иронически хмыкнул и молча протянул руку — мел ему был вручен незамедлительно…
Через несколько мгновений творческий процесс переругивания и отталкивания друг друга возобновился, только теперь Генерального оберегали уже три начальника первых отделов и их сотрудники, а во всех окнах свободного места уже не было.
Из задних рядов раздался жалобный вопль «да ничего подобного!» и молодой парень, продравшись сквозь спорящих и отобрав почти силой мел у «папы» зачеркнул несколько интегралов и вписал свои.
Первым оценил написанное «папа» и одобрительно хмыкнул, но звонкий девичий голос произнес «хрень!» и к воротам протиснулась девушка, отобрала мел и вписала всего две формулы.
