– А вы-то откуда об этом знаете?
– От Зинаиды. И как раз об этом я начал говорить. Узнав от Ахметки о связях его дяди с Бондаренко, я помчался вас искать, нигде, естественно, не нашел и поспешил к вам домой – в надежде, что вы туда вернулись. Но там застал лишь вашего брата, сообщившего, что вы звонили ему из «Ореанды». Я направился туда – и надо было еще догадаться, о какой «Ореанде» идет речь!
– Снова я у вас виновата! Да кто ж вас просил туда ехать?!
– Думаете, я был способен дожидаться вас здесь? В «Ореанде» мне сказали, что вы у Шахматовой. Я поднялся к ней и застал ее, когда она уходила. Она тут же увела меня, пересказала ваш с ней разговор и потащила меня на бал к Бондаренко, чтобы разоблачить его, заявляя, что беспокоится обо мне и о вас.
– И вы вот так взяли и ей поверили?! – перебила Лиза.
– А с чего бы я должен был усомниться в ее словах? Да и не вы ли сами отдали ей эту злосчастную пуговицу?
– Это она вам так сказала? Она меня усыпила для того, чтобы ее отобрать! А все из-за вашего портсигара – «3. Ш.»! Если бы я его не увидела, разве бы у меня были основания довериться ей, откровенничать?! Вот что бывает, когда мужчины таскают с собой подарки бывших подруг… – с горечью заключила она.
– Вот. – Левандовский достал провинившийся портсигар и, размахнувшись, зашвырнул его в море. Портсигар глухо булькнул в темноте, и место его падения озарилось едва заметным сиянием. – Больше с этой стороны ко мне претензий нет? Все, с Зинаидой покончено. Но как вы вообще попали к ней? Зачем отправились в Ялту?
– Затем, что надо было что-то делать с пуговицей, – вздохнула Лиза. – Не отдавать же ее Холмскому! – И, несмотря на намерение не давать никаких объяснений, она все же вкратце рассказала о своих приключениях до встречи с Шахматовой и о том, как оказалась на собрании заговорщиков.
– Ей-богу, – сказал Левандовский, – не знаю, то ли восхищаться вами, то ли всыпать вам по первое число! Но что за горькая ирония – сходить с ума, не зная, где вы и что с вами, и не догадываться, что вы – рядом со мной, стоит только руку протянуть… А я-то боялся, уж не в заложниках ли вы у этой публики! Поневоле приходилось говорить то, что они надеялись от меня услышать… Мне-то каково было – панибратствовать с людьми, звавшими меня, офицера, дававшего присягу, делать переворот! Вольно им говорить, мол, только припугнем президента, и он сразу уйдет! А если не уйдет – что тогда? Лучами смерти вашего дяди – по Москве?
