После шумной Ялты Симеиз поражал тишиной и безлюдьем – местные курортники вели размеренный образ жизни и рано отправлялись на покой. Лишь кое-где на улицах попадались обнимающиеся парочки, при приближении машины стремившиеся укрыться во мраке.
Бондаренко честно доставил Лизу к дверям виллы «Ксения». Лимузин укатил по аллее, прорезая тьму красным огоньком, а Лиза, взявшись было за ручку двери, внезапно развернулась и двинулась прочь по тому же пути, какой проделала утром, еще не подозревая об уготованных ей сюрпризах. Над головой едва заметными призраками проносились летучие мыши, стрекочущим посвистом пропиливали ночь сверчки, и где-то с равномерностью метронома гулкими криками оглашала окрестности ночная птица. Лиза, как была в туфлях, спустилась на пляж и побрела по нему, держась у самой кромки воды. Море к ночи совершенно стихло. Оно притаилось за пологом мрака, до поры отступив перед его всепобеждающей стихией, и давало о себе знать лишь искорками отраженных звезд да неуверенным, робким плеском, с каким вода лизала голыши. Идти по гальке на высоких каблуках было неудобно, ноги все время подламывались, но Лиза не спешила ни снимать туфли, ни выбираться на ровное место, словно нарочно пыталась измучить себя сложностью передвижения – не то в наказание, не то для того, чтобы отогнать вертевшийся в голове бессвязный рой тоскливых мыслей.
Из-за темноты и своей отрешенности Лиза едва не наступила на какое-то существо, ковылявшее перед ней по пляжу. Это была чайка, которая даже при приближении человека не взлетела, и Лиза, приглядевшись, увидела, что у птицы странным образом вывернуто – очевидно, будучи сломанным – крыло. Время от времени чайка подпрыгивала, пыталась взмахнуть покалеченным крылом, но переломленная кость не слушалась, конец крыла провисал, вероятно причиняя птице нестерпимые мучения, и та ковыляла дальше. Долго ли она тут бродит, лишенная доступа к привычной стихии полета? Что стало причиной ее беды – особенно сильная волна или людская жестокость? Лиза не знала этого, уверенная лишь в том, что если вернется сюда утром, то чайку уже не увидит – до той доберутся кошки, почему-то до сих пор не почуявшие добычу, а кровь и перья слизнет соленым языком море. Пока же чайка повторяла безуспешные попытки, на которые ее толкал инстинкт. Она не догадывалась об их тщетности, а может быть, в ее птичьем умишке теплилась надежда, что, если долго стараться, случится чудо и она все же взмоет в воздух, а Лиза шла за ней следом и думала о том, как похожа она на несчастную птицу, волоча за собой сломанным крылом свою позорную тайну…
