И всё это время автор неубедительно пытается запутать читателя. Так, чтобы не было понятно: вновь образующаяся личность героя - это результат воспоминаний, результат возвращения к старому "я", либо это формирование нового "я" под воздействием той самой книги, которую он должен был вручить, как уже выяснилось, самому себе, и которую по ходу действия, конечно, прочёл.
И обычная, набившая уже оскомину параллельность повествований: и самого романа и книги.
И коллизия, когда к ближе концу книга вытесняет собой героя, и сама становится главным героем романа.
Ну и вся эта обычная каша с взаимоотношениями двух "Я".
В общем, ничего нового, - сняв урожай с распаханной самурайскими мечами авторов-самоубийц темы "Я и весь остальной мир", они, наконец-то, доковыляли до следующей оппозиции - "Я и другой Я".
Посоветовал бы им кто-нибудь снять с полки "Степного волка", и экстерном перейти в следующий класс: "Я и другие мои Я".
Да только кому же хочется с ними лишний раз бесплатно общаться?
Короче, безрадостно всё. Диагноз подтверждается: они уже безнадежно отстали в от нас в своём развитии...
Но: чем бы оно там не тешилось, только б водку не жрало.
И на других баб не глядело.
Кстати, подписано было - Б.Р.
Дальше читать не смог.
Ночь была беспокойной, - сморило.
И он оставил без присмотра все сорок девять триллионов живых клеток своего организма.
Но знал, что ровно через пятнадцать минут проснётся и...
18.
Очнувшись через эти заявленные пятнадцать минут, стал Зотов случайным свидетелем разговора, который укрепил его в вере, что слова даны мужчине Небесами с одной единственной целью - ускорение процедуры обольщения женщины.
Ведь всё, что начинается стихами, обычно кончается постелью. Не так ли?
Рядом с Беллой стоял и стильно попыхивал "Парламентом" посол губернатора. Манкируя присутствием Зотова, он окучивал её в полную силу всего своего интеллекта:
- Недавно прочитал, как Битов, переезжая из Нью-Йорка в Принстон, из окна электрички увидел на какой-то грязной стенке слово birdy, и так его это слово зацепило, что даже на стихи пробило. Представляешь, он впервые написал стихотворение по-английски, так что, прости, декламирую в собственном графоманском переводе:
Было ветрено и птично.
В пыль цветы заброшены.
Рассвело. И не прилично
Завтра вылезло из прошлого.
А вчерашний был зарок
Глуп. И как посметь
Важный пропустить урок
И последний - смерть.
Правда, слово, какое непривычное - "птично"? Свежее словечко...
