- Невероятно, - произнес вдруг Леодегарий негромко, словно очнувшись от долгого сна, - Очень необычная формулировка. А запах…
Гримберт не хотел знать, что граф Вьенн имеет в виду. Как не хотел знать и того, что сейчас видят его затуманенные полуприкрытые глаза. Его и без того мутило.
- Пришло время лангобардам заплатить за все преступления против короны и веры, - глаза Алафрида опасно сверкнули, точно инфракрасные прожектора, - О первом позаботимся мы, рыцари-франки. Вопросами веры позже займется епископ из епархии Кунео, наша же задача – расчистить ему путь, чтоб он смог заняться врачеванием душ. Тем не менее, по воле Святого Престола к нашему походу присоединилась дружина рыцарей Ордена Святого Лазаря под духовным управлением приора Герарда.
Приор Герард встал со своего места и поклонился. Губы его опасно раскачивались, а зубы под ними, как с отвращением заметил Гримберт, полопались и вросли в плоть. Не иначе, подумалось ему, сподвижнику епископа приходится питаться через медицинский катетер.
- Впервые за двадцать лет империя собрала достаточно сил, чтоб отомстить лангобардам за их коварство и вероломность, - Алафрид соединил руки за спиной, сделавшись похожим на гранитное изваяние рыцаря, которое Гримберт когда-то видел в аахенском дворце, - И нет, мы не удовлетворимся одним ударом. Души погибших вопиют, взывая к отмщению! Огненным мечом мы пройдем сквозь гнилые потроха Лангобардии, разрубая ее на части. Мы не будем довольствоваться одной только Арборией! Новаро и Мортара, Маджента и Черано, Ассаго и Раццано – все они падут, подобно спелым колосьями, полным золотого зерна! А если нам улыбнется удача и Господь распрострёт над нами свою длань, в скором времени мы увидим на горизонте черные стены самой Павии, этого еретического гнезда, которое давно надо было выжечь каленым железом!
Алафрид умел разжигать воображение. Рыцари заворчали, точно голодные псы. Да, они уже видели стены Павии, как видели и многое другое. Вспышки рыцарских орудий, гул брони, скрежет вминаемых в обожженную землю костей…
Сенешаль остановился в центре возвышения и засунул руки за богато украшенный рыцарский пояс, украшенный стальными бляхами. На его бархатном камзоле не было герба герцога Гиенньского, но он и не был нужен. Сейчас он сам выглядел львом, воплощением животной ярости и, в то же время, королевской силы. По сравнению с ним рыцари в их пестрых одеждах, собравшиеся внизу, действительно походили на скрежещущих зубами псов.
