Флора,
в ее комнате нечем дышать. Сигаретный дым, пыль от разбросанных повсюду книг, линяющие кошки – одна черно-рыжая, другая цвета пудры. Мари предлагает кофе. Отказываемся. «А я, пожалуй, выпью. В горле пересохло». Она проходит на кухню, через пару минут возвращается с кружкой горячего кофе. Судя по запаху, растворимого. Садится в кресло, накрытое красным пледом, достает из кармана фляжку с бренди, подливает в кофе.
Ей около семидесяти, длинные седые волосы, усталые зеленые глаза. Белоснежное лицо в морщинках, безукоризненный маникюр. Красный лак добавляет унылой картине жизнерадостности.
Показываю Мари фотографию Галима – он сидит у окна, улыбается, прищурив один глаз, в руках бутерброд с брусничным джемом. «Хорошо помню этого малыша! Такой смугленыш с мудрым взглядом, фантазер! Помню, он общался с вымышленными героями, джиннами какими-то… Когда наш приют расформировали, если не ошибаюсь, Галима отправили в какой-то город у моря. Помню, даже подумала: пареньку с такой фантазией надо обязательно жить у воды, там из него получится хороший писатель».
Слушаю Мари, на глаза наворачиваются слезы, понимаю, как соскучилась по мальчику.
Нелли спрашивает о семье Галима. «Город С. маленький, тут все знают друг друга. Неужели нет информации о родителях?» Все, что я дальше услышала от Мари, кажется сном.
Отец Галима был кондитером, красавцем с арабскими корнями по имени Хан. Мать – Азиза – была портнихой, обшивала детей. О ней мало что известно, кроме того, что она безумно любила мужа. Галиму было три месяца, когда Хан ушел из семьи к другой.
«Он влюбился в приезжую певицу. Для Азизы измена мужа стала окончательным крахом плюс послеродовая депрессия. Она повесилась в день, когда Хан ушел из дома. Так Галим попал в наш приют. Никто из родни судьбой мальчика не поинтересовался. Отец уехал из города с певицей… Мужчины – подлецы».
* * *
Флора, ты не освободишься от того, от чего бежишь. Не повторяй моих ошибок – не позволяй, чтобы прошлое поселилось в доме незваным гостем. Пока будешь винить себя за совершенные поступки, они будут проявляться в твоем настоящем и терзать.
История Галима так похожа на историю, которую не могу себе простить. Еще напишу.
Люблю,
Ани
31. Сил тебе, терпения и горячего сердца
Флора,
«Сил тебе, терпения и горячего сердца. Галиму привет». Мари протянула мне сухую белую ладонь, я пожала ее и поспешила на улицу. Выбежавшая вслед за мной Нелли что-то прокричала, но я не обернулась, хотела быстрее от всех уйти. Дошла до сквера, села на скамейку, расплакалась.
