На аскетической фигуре отшельника свободно висел тот самый архалук, о котором говорила Лушка, — короткий, едва прикрывавший колени. Некогда он был сшит из плотной в полоску шелковой ткани, но давно успел пообтерхаться и выцвести. И неожиданной роскошью выделялся большой серебряный крест на витом красивом гайтане.
Поднявшись со скамеечки, Иван Яковлевич долго и внимательно рассматривал гостей. Затем он троекратно осенил их крестным знамением. Его уста зашевелились: «Отче наш…»
Соне сразу и безоговорочно понравился этот пустынный житель, а окружающая обстановка низводила на душу успокоение и молитвенное состояние.
Наталья Федоровна подошла поближе и царственно произнесла:
— Любезный, мы приехали к тебе с деликатным вопросом. Могу ли я рассчитывать на твою скромность?
Иван Яковлевич вдруг весь затрясся. Подняв палку, ступая босыми ногами по утоптанной траве, он пошел на гостью:
— Вон отсюда! Дочерью торгуешь! — И, повернувшись к Соне, добавил: — Ты останься.
Соня подняла на мать невинные синие глаза, умоляюще сказала:
— Не бойтесь за меня, маменька, покиньте нас.
Она чувствовала абсолютный покой и совершенно доверяла отшельнику. И еще подумала об удивительной несовместности, которая должна быть между ней, выросшей в барских условиях, и этим необыкновенным человеком, ведущим первобытное существование.
Мысленно сотворив молитву на древнюю икону Спасителя, висевшую под козырьком возле дверей, Соня тихо сказала:
— Простите, Иван Яковлевич, что нарушили ваше уединение. Речь идет о замужестве. Идти ли мне за гусара Коротаева?
Отшельник опустил голову и глубоко задумался. Соне показалось, что он забыл о ее существовании. Вдруг отшельник вскочил, вновь пришел в волнение и замахал руками:
— Разбойник! Гони его! Вор!
Выждав паузу, Соня спросила:
— Если нельзя замуж, так что же мне делать?
Поглядев куда-то вбок, Иван Яковлевич едва слышно, но вполне внятно произнес:
— Риза спасает…
Соня про себя решила: «Старец приказал бояться гусара и идти мне в монастырь…» Стесняясь, произнесла:
— Тут немного денег… Оставить можно?
Отшельник отрицательно покачал головой, посмотрел девушке в глаза, как в душу заглянул, и тихо молвил:
— Жертву твори тайно, бедные уже ждут. Прощай!
* * *
Когда карета выбралась из леса, у большака стояла оборванная женщина с младенцем на руках, завернутым в какую-то грязную тряпку. Женщина заголосила:
— Помогите погорельцам, с голоду пухнем…
Соня вспомнила слова отшельника: «Бедные уже ждут». И она протянула обезумевшей от радости женщине червонец.
