Постепенно за ним упрочилась слава замечательного доктора, которому непозволительно за визит сунуть мятую ассигнацию, а следует с поклоном протянуть большой гонорар в конверте.
Однажды по горячей просьбе его приятельницы он сделал ей упоминавшуюся выше манипуляцию. Все блестяще удалось. Она сыграла свадьбу, и ее муж, почтенный сенатор, всегда почитал свою половину святой женщиной, недоступной порокам.
Дальше — больше. Круг пациенток постепенно расширялся, на операцию едва ли не очередь составилась, росла сообразно этому и слава Пал Палыча, а гонорары резко возрастали.
Доктор, представленный Андреем родителям, произвел на них самое благоприятное впечатление. Он обещал их пользовать от всех болезней и даже успел раза два заглянуть к Генриху Леопольдовичу, с которым разыграл несколько партий в шахматы, поклонниками которых они оба были.
На этот раз, проиграв две партии, Генрих Леопольдович обратился, чуть смущаясь, к профессору:
— Тут, понимаете, такие обстоятельства… В общем, можно ли будет моей младшей дочери вернуть видимость девственности?
Профессор, самодовольно улыбаясь, успокоил:
— Все в наших руках!
За сытным обедом мужчины выпили бутылку марочной мадеры:
— За успех дела!
После обеда Пал Палыч любезно осведомился:
— Операцию, поди, надо скорее сделать? Могу завтра.
Генрих Леопольдович разоткровенничался:
— Пока она у меня непорочна. Но днями произойдут… обстоятельства. И вот тогда…
— …Понадобится мое искусство! — заключил Пал Палыч, не выказывая наружно удивления, которое он испытал от слов «заботливого» папаши. С подобным ему сталкиваться еще не приходилось.
Сверху доносились звуки рояля.
— Это играет Наталья. Пойдемте, познакомлю вас. Склоните ее к необходимости сделать операцию. Она у меня строптивица.
…Наталья, завидев гостя, хотела уйти, но отец ее остановил, а Пал Палыч похвалил игру:
— Вы, Наталья Генриховна, прекрасно играете. Ведь это Чайковский?
— Да, это «Вальс-скерцо». — Наталье была приятна похвала. — А еще я люблю «Вечерние грезы» этого композитора.
— Пожалуйста, сыграйте, — стал просить Пал Палыч.
Наталья играла, отец потихоньку вышел.
Послушав музыку, Пал Палыч начал было говорить о «коловращениях жизни, об условностях» и прочем, но Наталья его вежливо прервала:
— Я уже наслышана о вашем врачебном искусстве. Но, уверяю вас, оно мне не понадобится. И не будем больше говорить об этом.
— Вы, Наталья Генриховна, совершенно чудесная девушка! — воскликнул доктор и поцеловал ей руку. Даже в отравленной цинизмом душе возникло искреннее уважение к этой нравственной чистоте.
