Дальний родственник Чугреева работал в полиции в большом чине майора. Купец отправился к нему. Тот быстро навел справки, протянул листок бумаги:
— Твоя прелестница нынче имеет жительство в Литейной части, на Воскресенской набережной во владении Гассе — это под нумером двенадцать.
Купец отправился по указанному адресу. Моника встретила его холодно, даже враждебно. Уже в прихожей, не приглашая раздеться, выпалила:
— Марги больше нет… Она умерла.
Чугреев ахнул, схватился за сердце:
— Как умерла? Когда?
— Еще осенью, когда мы переезжали. Простудилась и померла. Дело обычное. Похоронена на седьмом участке Волкова кладбища. И вообще… нам надо расстаться.
Ошеломленный, Чугреев вышел на крыльцо. Его воображение живо пробудило в памяти милую детскую мордашку, которую он успел полюбить, с которой связывал надежды. Кровь гулко стучала в висках: «Что делать?»
Есть друзья, о которых мы порой забываем в светлые дни, но обязательно вспоминаем в минуты черные. Таким был для Чугреева петербургский купец Иван Чистов, детина высоченного роста, заросший буйной русой бородой, безудержный гулена, умевший за ночь прокутить целый капитал, но человек трудолюбивый и к тому же верный друг.
Чистов обрадовался приятелю, усадил за стол. Кухарка поставила перед ними гудящий самовар. Попивая чаек с медом, хозяин поинтересовался:
— Почто, Игнатий, ты такой хмурый?
Разоткровенничавшись, Чугреев стал рассказывать о своей беде. И тут произошло нечто невероятное. Чистов подскочил на стуле, хлопнул приятеля по плечу:
— Слушай, Игнатий, а эту маленькую девочку звали Марга?
Теперь наступила очередь Чугреева удивляться.
— Откуда ты знаешь? — хрипло от волнения выдавил он.
Чистов схватился за голову и зашелся в нервическом хохоте:
— Ох, невероятно, ха-ха! Мил-друг, извиняй, но это не твоя дочка, а моя. И мать ее — не та зануда Моника (а знаком я с ней короче, чем тебе хотелось бы), а моя любовница Кристина. Я уже тысячи три передал на воспитание малютки да еще триста рублей на похороны.
— Ты ее хоронил?
— Нет, сестры это сделали как-то тихо, не сообщив ничего. Но я был на ее могилке на Волковом кладбище.
— Сейчас же свези меня, я хочу во всем разобраться!
* * *
Среди грустных холмиков, укутанных глубокими снегами, над всем бесконечным снежным полем едва заметно выглядывал новенький деревянный крест. Смахнув рукавицей снег, Чугреев прочитал на дощечке: «Марга». И все.
Горько стало купцу. Слеза скатилась по его щеке. Он едва слышно произнес:
