.
Окончательно сформировавшийся в XII в. монархизм Римско-католической церкви в последующие века настойчиво поддерживался и укреплялся ее иерархами. Состоявшиеся вскоре после разделения Вселенские Соборы Римско-католической церкви (I Латеранский, 1123 г.; I Лионский, 1245 г.) занимаются не столько богословскими, сколько политическими вопросами.
В 1302 г. папа Бонифатий VIII издал знаменитую буллу «Unam Sanctam» о праве Церкви на светскую власть и на обладание мечом не только духовным, но и материальным. Это исходило из ранее провозглашенного одним из кардиналов принципа, что наместник Христа является земным и духовным владыкой и что Церковь обязана сражать двойным мечом тех, кто не признает ее двойного владычества. Поэтому когда папа находит народ забывшим Бога, «грешным от пяты ноги до темени», он считает необходимым свое вмешательство: смотря по обстоятельствам, меры сострадательные или лозу железную.
В XIV в. исключительным правом папы становится поставление епископов в Римско-католической церкви. По нынешнему каноническому праву епископская хиротония в Римско-католической церкви также может быть совершена только по получении на это полномочия от папы. Это неизвестное Древней Церкви положение привело к тому, что сейчас все епископы Римско-католической церкви являются избранниками папы; они – избранники, но не Церкви, как это было в древности. А это ведет к еще большему укреплению господства папы над Церковью.
В первой половине XV в. в Римско-католической церкви была предпринята попытка ограничения абсолютной власти папы. Три великих Собора – Пизанский (1409), Констанцский (1414–1418) и Базельский (1413 –1443) – провозгласили положение о том, что Вселснские Соборы выше папы и что папа может быть судим и низложен Собором.
Это были так называемые реформационные Соборы, которые сделали попытку признать за собой высший над папами авторитет. Однако провозглашенный ими принцип просуществовал в Римско-католической церкви недолго.
Идея абсолютной власти римского монарха настойчиво проводилась в жизнь католическими иерархами, все более приобретая характер требования безграничного, слепого повиновения, доходящего порой до абсурда. Например, знаменитый католический богослов XVI в. кардинал Баллармин писал: «Верховный первосвященник в прямом и абсолютном смысле слова выше Вселенской Церкви»53. «Если даже папа впал в заблуждение, предписывая пороки и запрещая добродетели, Церковь, если она не желает погрешить против совести, обязана была бы верить, что пороки – добро, а добродетели – зло... Она обязана считать за добро то, что он приказывает, за зло – то, что он запрещает»
