-- Навѣрное, какой-нибудь акробатъ,-- сказалъ про рыжеватаго малаго Николай Ивановичъ.
-- Еще-бы...-- отвѣчалъ докторъ.-- Онъ еще раньше показалъ, какъ онъ отлично кувыркается.
Быкъ замѣтно утомился и уже не шелъ на останавливающихся передъ нимъ тореадоровъ-любителей, а посматривалъ, не отворили-ли двери, ведущія въ стойла. Представленіе кончилось. Любители шли одѣвать пиджаки и мундиры. Одинъ изъ нихъ изрядно хромалъ, другой потиралъ руку, ушибленную во время паденія. Босой рыжеватый парень кланялся въ мѣста и благодарилъ за все еще продолжавшіеся аплодисменты. Передъ быкомъ распахнули двери, за которыми онъ и скрылся.
Гудѣвшая публика поднималась со скамеекъ.
-- Все кончилось?-- спросила доктора Глафира Семеновна.
-- Кончилось первое отдѣленіе, но будетъ еще второе.
-- Нѣтъ, ужъ довольно. Я и такъ еле высидѣла. Пойдемте вонъ. Надоѣло.
-- Представьте, а мѣстная публика это любитъ и готова сидѣть хоть три отдѣленія.
-- Да вѣдь все одно и тоже, словно сказка про бѣлаго бычка,-- сказала старуха Закрѣпина.
-- И все равно здѣсь считаютъ это занимательнымъ,-- отвѣчалъ докторъ.
-- Вы намъ расхваливали любителей изъ публики и говорили, что это забавно. Рѣшительно ничего не было забавнаго,-- прибавила Глафира Семеновна.
Они выходили изъ мѣстъ.
-- Глафира Семеновна! А что если-бы я также выступилъ сегодня въ качествѣ любителя?-- спросилъ жену Николай Ивановичъ.-- Быкъ съ резиновыми рогами не опасенъ.
-- Выдумай еще что-нибудь!-- отвѣчала супруга.
-- А отчего-бы и не выступить? Ну, уронилъ-бы меня быкъ, упалъ-бы я... Что за важность! Здѣсь мягко. А тогда можно было-бы написать въ Петербургъ письмо Семену Иванычу: былъ на боѣ быковъ и самъ выходилъ на разъяреннаго быка...
-- Да вѣдь ты, и не выходя на быка, можешь это написать Семену Иванычу.
-- Съ какой-же стати врать-то? Надо писать о томъ, что было.
-- Ну, тебѣ не привыкать стать что-нибудь соврать въ письмахъ,-- закончила Глафира Семеновна.
Компанія сошла съ лѣстницы и вышла изъ цирка.
XXXI.
Прошло еще дней пять. Супруги Ивановы ужъ обжились въ Біаррицѣ. Глафира Семеновна знала всѣ уголки города. Не было мѣста, куда-бы она ни заглянула, не было магазина, гдѣ-бы она ни побывала. На базарѣ, гдѣ она каждый день покупала для себя груши и персики, чтобъ ѣсть ихъ на ночь за чаемъ, ее знали всѣ торговки и, зазывая, кричали ей "мадамъ рюссъ". Спутницей ей была -- кто-бы это могъ повѣрить, зная первую встрѣчу ихъ въ вагонѣ!-- старуха Софья Савельевна Закрѣпина, тетка доктора. Закрѣрина оказалась совсѣмъ покладистой старухой и хорошимъ компаньономъ. Николай Ивановичъ по городу гулялъ мало, но аккуратно передъ завтракомъ и обѣдомъ выходилъ на Плажъ. Совмѣстное купанье мужчинъ и женщинъ въ волнахъ морского прибоя не казалось ему ужъ зазорнымъ. Николай Ивановичъ вотъ ужъ три дня самъ купался въ открытомъ морѣ. Въ первый разъ онъ выкупался въ тихой бухточкѣ Портъ-Вье, въ укромномъ мѣстечкѣ, гдѣ совсѣмъ не встрѣчаешь перекрестныхъ взоровъ глазѣющей публики, но на слѣдующій день его уже потянуло на Гранъ-Плажъ, въ модное мѣсто, гдѣ купались желающіе другихъ посмотрѣть и себя показать. Къ тому-же на Гранъ-Плажъ его перетянулъ и докторъ, увѣряя, что на прибоѣ купаться тѣмъ уже хорошо, что дышешь солеными брызгами, которыми пропитанъ воздухъ.
