Докторъ Потрашовъ взглянулъ на него и сказалъ:
-- Пріѣхалъ-таки, а я звалъ его -- не хотѣлъ ѣхать. "Что, говоритъ, два воскресенья подъ-рядъ по одному мѣсту слоняться". Должно быть, льстецы уговорили.
Но болѣе всего были заняты русскими мѣста въ balconcillo, гдѣ помѣщались и супруги Ивановы съ докторомъ и его теткой.
Николай Ивановичъ прочелъ крупную надпись названія мѣстъ, гдѣ сидѣла ихъ компанія, и сталъ повторять его:
-- Бальконцилло, бальконцилло... Какъ-бы не забыть. Хорошее, круглое слово... Его хорошо въ письмо ввернуть, когда буду писать отсюда знакомымъ,-- сказалъ онъ.
-- Это по-испански. Здѣсь всѣ мѣста въ циркахъ называются по-испански. И въ Байонѣ, и Фонтарабіи,-- замѣтилъ докторъ.
-- Вотъ оттого-то я его и запоминаю. Пріятно въ письмѣ испанское словечко ввернуть.
Въ значительно уже заполонившей мѣста публикѣ постукиванія ногами все усиливались и усиливались и, наконецъ, превратились въ страшный громъ. Кромѣ каблуковъ, пошли въ ходъ палки. Мальчишки и подростки начали свистать въ пальцы и свистульки. Вынули и взрослые изъ кармановъ свои ключи и засвистали въ ключи. Женщины въ дешевыхъ мѣстахъ начали махать платками. Нетерпѣніе было полное. Всѣ требовали, какъ можно скорѣй, представленія, но двери задрапированныхъ выходовъ изъ конюшенъ и уборныхъ артистовъ попрежнему были заперты. Крики и свистъ превратились во что-то ужасное. Бобка на колѣняхъ тетки доктора Закрѣпиной сначала жалобно залаялъ, а потомъ началъ выть. Старуха не знала, какъ и успокоить собаку.
Но вотъ грянулъ военный оркестръ. Онъ игралъ какой-то маршъ. Публика сначала немного поутихла, но тотчасъ-же начала подпѣвать въ тактъ подъ музыку и въ тактъ-же стучала палками въ деревянный полъ мѣстовъ.
-- Въ родѣ ада какого-то,-- замѣтилъ Николай Ивановичъ.
-- Погодите, то-ли еще будетъ, когда представленіе начнется!-- отвѣчалъ докторъ.-- Теперь зрители только нетерпѣніе выражаютъ, а потомъ будутъ восторгъ выражать.
Но вотъ дверцы изъ актерскихъ уборныхъ отворились и публика замерла.
XXVIII.
Въ отворенныхъ дверей начали выходить подъ музыку тореадоры въ пестрыхъ костюмахъ. Они шли попарно; дойдя до половины арены, пары дѣлились. Одинъ сворачивалъ направо, другой налѣво и останавливался на предназначенномъ ему мѣстѣ. Ихъ вышло двѣнадцать. Это были все бравые молодцы, не старше тридцати лѣтъ, статные, въ большинствѣ красавцы собой, въ усахъ или по испанской модѣ съ маленькими бакенбардами запятой, начинающейся около уха и кончающейся у начала нижней челюсти, брюнеты на подборъ. Одинъ изъ нихъ, впрочемъ, можетъ быть для контраста, былъ маленькій, сильно сутуловатый, почти горбунъ, кривобокій и съ выдавшеюся впередъ челюстью. Всѣ тореадоры были одѣты въ испанскіе костюмы, но костюмы эти одинаковы не были. Черная бархатная куртка преобладала, но одни были въ чулкахъ и короткихъ панталонахъ, другіе въ широкихъ бѣлыхъ панталонахъ до щиколки. У одного изъ нихъ куртка была темно-зеленая и сплошь испещренная золотыми позументами. Почти всѣ имѣли красные шелковые широкіе пояса, шарфомъ оканчивающіеся сбоку. Головной уборъ состоялъ или изъ цвѣтной испанской фуражки безъ козырька или изъ яркаго краснаго шелковаго платка, которымъ была туго повязана голова, съ концами, торчащими на затылкѣ. У тореадора, одѣтаго въ куртку съ золотыми позументами, висѣла въ лѣвомъ ухѣ великолѣпная длинная брилліантовая серьга. Выходъ былъ торжественный, встрѣченный громкими аплодисментами изъ мѣстъ. Очевидно, тутъ были и фавориты публики, потому что при аплодисментахъ выкрикивались и фамиліи тореадоровъ съ одобрительными возгласами "браво". Размѣстившись на своихъ мѣстахъ по всей аренѣ, на разстояніи другъ отъ друга саженяхъ въ четырехъ, тореадоры начали кланяться публикѣ на всѣ четыре стороны. Новый взрывъ рукоплесканій.
