-- C'est délicieux! C'est fameux!
Супруги быстро окинули взорами помѣщеніе. Прежде всего имъ бросилась въ глаза нѣсколько сгорбленная тщедушная старушка вся въ черномъ, съ митеньками на рукахъ, съ желтымъ лицомъ и вострымъ носомъ. Передъ ней стояла тарелка съ пирожками, но сама она ихъ не ѣла, а ломая ложечкой по кусочку, скармливала тремъ, самаго разнообразнаго вида, маленькимъ собаченкамъ, помѣщавшимся на колѣняхъ у ея приживалки тощей, пожилой дамы съ помятымъ лицомъ, въ помятой накидкѣ. Приживалка, сидѣвшая около того-же стола, при этомъ блаженно улыбалась и говорила по-русски:
-- Теперь для Тото кусочекъ... Теперь для Муму кусочекъ... Теперь для Лоло... Что это? Лоло-то ужъ не кушаетъ?.. Обвернулся?
-- Сытъ, должно быть,-- отвѣчала старушка.-- О, Лоло не жаденъ и всегда первый отстаетъ отъ всякаго угощенія! Милый...-- наклонилась она къ собаченкѣ, при чемъ та, улучивъ моментъ, лизнула ее въ носъ.
-- Тогда передайте, ваше сіятельство, Тотошкѣ.
-- Тотошкѣ я съ яичнымъ кремомъ кусочекъ дамъ. Онъ съ кремомъ любитъ. Послушай... Не хочетъ-ли Лоло-то пить? Оттого, можетъ быть, и не кушаетъ?-- спросила старушка.
-- Какъ сюда ѣхать, ваше сіятельство, такъ только что напоила молочкомъ. Ну, если ты сытъ, Лолоша, то благодари княгиню, поцѣлуй у нея ручку,-- обратилась приживалка къ собачкѣ.
-- Онъ ужъ благодарилъ. Оставь... Онъ лизнулъ меня.
И опять началось:
-- Тотошѣ кусочекъ... Муму кусочекъ пирожка. Вотъ Муму сколько хотите будетъ кушать. Она жадная, прежадная дѣвочка.
-- Княгиня Храмова изъ Москвы...-- шепнулъ супругамъ Ивановымъ докторъ Потрашовъ, кивнувъ на старушку.-- Она здѣсь Thermes Salins принимаетъ. Это ужъ ванны не изъ морской соленой воды, а изъ соленаго источника. Вода его почти вдвое солонѣе морской воды.
Къ княгинѣ подошелъ совсѣмъ расхлябанный молодой человѣкъ, тощій, съ истощеннымъ лицомъ, въ черныхъ усахъ щеткой и съ моноклемъ въ глазу и произнесъ по-французски, стараясь сдѣлать масляно-блаженную улыбку:
-- Смотрю я на вашихъ собачекъ, княгиня, и любуюсь. Какая прелесть!
-- Merci, mou bon...-- отвѣчала старушка, тоже блаженно улыбнувшись.-- Эти собаки все равно, что люди. А вотъ моего Тото я даже считаю умнѣе многихъ людей. Вообразите, онъ иногда даже философствуетъ,-- прибавила она уже по-русски.
-- Неужели?-- удивился молодой человѣкъ.
-- Вѣрно, вѣрно. Тотоша, ты философствуешь?-- спросила мохнатаго черненькаго песика княгиня.
-- Гамъ, гамъ...-- пролаялъ песикъ.
