-- Ну, чортъ его дери, пусть дастъ къ чаю хоть хлѣба съ масломъ и яйца.
Хозяинъ ушелъ. Въ комнату начали вносить картонки, саквояжи, баульчики, подушки. Явилась въ комнату молоденькая заспанная горничная въ черномъ платьѣ и бѣломъ чепцѣ и стала приготовлять постели и умывальникъ. Глафира Семеновна раздѣвалась, снимала съ себя корсажъ и вала ночную кофточку. Николай Ивановичъ сердился и говорилъ:
-- И какъ это они здѣсь за-границей свою кухню вездѣ берегутъ! Кухня и поваръ словно какая-то святыня. Еще нѣтъ одиннадцати часовъ, а ужъ и кухня закрыта, и ничего достать поѣсть горячаго, нельзя. Мы, русскіе, на этотъ счетъ куда отъ иностранцевъ впередъ ушли! У насъ въ Петербургѣ, да и вообще въ Россіи, въ какую хочешь захолустную гостинницу пріѣзжай ночью до полуночи, то тебѣ ужъ всегда чего-нибудь горячаго поѣсть подадутъ, а холоднаго -- ветчины, телятины, ростбифа, такъ и подъ утро дадутъ. Разбудятъ повара и дадутъ. А здѣсь, въ хорошей гостинницѣ только въ одиннадцатомъ часу и ужъ отказъ: кухня заперта, его превосходительства господина повара на мѣстѣ нѣтъ.
-- Ну, что дѣлать, въ чужой монастырь съ своимъ уставомъ не ходятъ,-- откликнулась умывавшаяся супруга.-- Такіе ужъ здѣсь порядки.
-- Да пойми ты: я ѣсть хочу, ѣсть, я путешественникъ и пріѣхалъ подъ защиту гостинницы. Гостинница должна быть для меня домомъ, какъ это у насъ въ Россіи и есть. Вѣдь это гостинница, а не ресторанъ. А я въ ней и холодной ѣды себѣ вечеромъ достать не могу,-- доказывалъ Николай Ивановичъ.
Дѣвушка принесла въ номеръ чай, сервированный на мельхіорѣ, двѣ булочки, два листочка масла, но яицъ не было.
-- Пуркуа безъ ефъ? Яйца нужно! Ефъ!-- воскликнулъ Николай Ивановичъ.
Но горничная заговорила что-то на непонятномъ для супруговъ языкѣ.
-- Испанка, должно быть,-- сказала Глафира Семеновна.-- Эспаньоль?-- спросила она дѣвушку.
-- Non, madame... Basque...-- дала отвѣтъ горничная.
-- Баска она.
-- Что-же она про яйца говоритъ?
-- Ничего понять не могла я. Да брось. У меня въ корзинкѣ два хлѣбца съ ветчиной есть, которые ты купилъ въ Бордо -- вотъ и съѣшь ихъ.
-- Ахъ, Бордо, Бордо! Вотъ видишь, какъ Бордо намъ помогъ, а ты не хотѣла въ этотъ городъ заѣхать!-- проговорилъ Николай Ивановичъ.-- Ну, баска, уходи, проваливай,-- махнулъ онъ рукой остановившейся горничной и смотрѣвшей на него недоумѣвающими глазами.-- Да никакъ она и кипятку къ чаю не подала?-- взглянулъ онъ на подносъ съ чаемъ.
-- Подать-то подала, но меньше чайной ложки, въ маленькомъ молочничкѣ,-- отвѣчала жена и покачала головой:-- Не могутъ они научиться, какъ русскіе чай пить любятъ, а еще имѣютъ здѣсь въ Біаррицѣ такъ называемый русскій сезонъ.
