Под южными небесами | страница 17
Купленъ и шоколадъ. Глафира Семеновна обложилась купленнымъ дессертомъ и принялась уписывать виноградъ. Николай Ивановичъ съ аппетитомъ ѣлъ булку съ ветчиной. Поѣздъ тронулся. Собаченка на рукахъ у усатой дамы залаяла. Дама дернула ее за ухо. Собака завизжала.
-- Хорошій покой намъ будетъ въ дорогѣ отъ этой собаки,-- проговорила Глафира Семеновна.-- То лаетъ, то визжитъ, подлая. Вѣдь этакъ она, пожалуй, соснуть не дастъ. Да и хозяйка-то собачья своими усами и носомъ испугать можетъ, если на нее взглянешь спросонья. Совсѣмъ вѣдьма.
Николай Ивановичъ, видя, что къ супругѣ его нѣсколько вернулось расположеніе духа, съ сожалѣніемъ говорилъ:
-- Бордо, Бордо... Какой мы случай-то хорошій опустили! Были въ Бордо и не выпили настоящаго бордо. Похвастаться-бы потомъ въ Петербургѣ можно было, что вотъ такъ и такъ, въ самомъ бордосскомъ виноградникѣ пилъ бордо.
-- И такъ похвастаться можешь. Никто провѣрять не будетъ,-- отвѣчала супруга.
-- Но еще Бордо -- Богъ съ нимъ! А что въ Коньякъ мы не заѣхали, такъ просто обидно!-- продолжалъ онъ.-- Вѣкъ себѣ не прощу. И вѣдь какъ близко были! Чуть-чуть не доѣзжая Бордо въ сторону... А все ты, Глаша!
-- Да, я... И радуюсь этому...
-- Есть чему радоваться! Это была-бы наша гордость, если-бы мы побывали въ Коньякѣ. Оттуда-бы я могъ написать письмо Рукогрѣеву. Пусть-бы онъ затылокъ себѣ расчесалъ отъ зависти. Виномъ человѣкъ иностраннымъ торгуетъ, а самъ ни въ одномъ винномъ городѣ не бывалъ. А мы вотъ и не торгуемъ виномъ, да были. Даже въ Коньякѣ были! Шикъ-то какой! И написалъ-бы я ему письмо изъ Коньяка такъ: "Коньякъ, такого-то сентября. И сообщаю тебѣ, любезный Гаврила Осиповичъ, что мы остановились въ Коньякѣ, сидимъ въ коньяковскомъ виноградникѣ и смакуемъ настоящій коньякъ финь шампань". Каково?-- подмигнулъ женѣ Николай Ивановичъ.
-- Брось. Надоѣлъ,-- оборвала его супруга взглянула на даму съ усами и проговорила:-- И неужели эта вѣдьма усатая поѣдетъ съ нами вплоть до Біаррица?!.
Молчавшая до сего времени усатая дама вспыхнула, сердито повела бровями и отвѣтила на чистомъ русскомъ языкѣ:
-- Ошибаетесь, милая моя! Я не вѣдьма, а вдова статскаго совѣтника и кавалера! Да-съ.
VII.
Выслушавъ эти слова, произнесенныя усатой дамой, Глафира Семеновна покраснѣла до ушей и мгновенно уподобилась Лотовой женѣ, превратившейся въ соляной столбъ. Разница была только та, что Лотова жена окаменѣла стоя, а мадамъ Иванова застыла сидя. Она во всѣ глаза смотрѣла на мужа, но глаза ея были безъ выраженія. Самъ Николай Ивановичъ не совсѣмъ растерялся и могъ даже вымолвить послѣ нѣкоторой паузы: