Тем не менее Агата смущенно краснеет, улыбается — даже чересчур радостно, спешно бросается к своей двери, возится с ключами. Светоч под потолком зажигается, стоит только ей войти в комнату. Генри чуть морщится, входя за ней, так же, как и она, оставляет ботинки у двери, оглядывается.
— Ничего себе… — присвистывает он.
За семь лет в Чистилище Агата извела столько бумаги и холстов, что даже жаль ресурса великих эйд, которые обеспечивают своими возможностями грешникам доступ к желаемому.
В её квартирке собрано не все, лишь около трети, часть портретов рассосалась по их оригиналам, часть — была признана недостойной хранения и сожжена. Но тем не менее даже оставшегося объема рисунков достаточно, чтобы впечатлиться. Картин на стенах мало — большинство просто лежат (и валяются) на полу, приставленные к стенам, ножкам стола, спинке кровати. Почетного места на стенах удостоились лишь пять штук пейзажей, да один лишь портрет, который Агата водрузила напротив кровати. Просто потому что этот портрет ей действительно был нужен.
— Дочь? — осторожно спрашивает Генри, глядя на маленькую девочку в желтом платье в белый горошек, что тянется пальцами к столу, пытаясь стащить с него конфету.
— Сестра, — отзывается Агата и убегает в соседнюю комнату за чашками. Когда она возвращается — Генри стоит у ее рабочего стола и сунув руки в карманы, будто подчеркивая, что он ничего не трогает, смотрит на незаконченный эскиз.
— Извини, — Агата торопливо собирает со стола карандаши и утягивает из-под носа Генри изучаемый им лист, — он не закончен.
— Ты рисовала меня? — недоверчиво спрашивает Генри, поднимая взгляд на Агату, и она вновь (в который раз за этот вечер?) заливается краской.
— У тебя лицо… очень выразительное, было сложно удержаться, — Агата не то чтобы робеет, просто не любит показывать портреты до их готовности. В Чистилище ко многим вещам начинаешь относиться легче, поэтому нет ничего страшного что он видит.
Генри выглядит опешившим и, кажется, впервые за вечер теряет контроль над ситуацией.
Впрочем, вряд ли ему составляет трудность мельком пробежаться взглядом по оставленным на виду рисункам и понять, что рисует Агата многих. Почему-то сейчас это кажется Агате внезапно слишком легкомысленным. Мысль эта настолько смешит её, что Агата в шутку называет себя распутницей и наконец ставит на стол чашки с чаем и снова бежит в соседнюю комнату за печеньем.
Когда она возвращается — чашка Генри пуста, а он сам уселся на кровати.
