Она согласилась. Сложно было описать весь спектр унижений, через которые ей пришлось пройти. От одних только воспоминаний сейчас начинает трясти. И Винсент этим не обходился, нет. Он шептал, убеждал её, что на самом деле ей все это нравится, что на самом деле она и есть дешевая подстилка по своей натуре, и он все это в ней увидел сразу.
Подстилка.
Агата и сама поверила что это слово её характеризует. Ей тогда жутко хотелось покинуть собственное оскверненное тело. С каждым разом, с каждым чертовым днем — все сильнее. Все больше отвращения к самой себе наполняло её существо, все больше боли рвало на клочки её истерзанную душу. Когда её без особой причины затошнило как-то утром, мир зазвенел за спиной колоколами. Теперь уже скрыть подобное не казалось возможным. Будущее стало казаться беспросветно черным. Ну и зачем ей стоило жить дальше?
Пистолет Агата украла у отца — тот хранил его в доме на всякий случай, после нескольких нападений католических фанатиков, хотя никогда и не прикасался к нему. Она и до сих пор помнит, как шагала по улице с тяжелым оружием в кармане, сжимала его и вместе с ней сжимался мир, глохли все звуки, выцветали краски. Она ненавидела Винсента, она ненавидела его за всякий миг собственной боли, за то, что он с ней сделал и продолжал делать. За то, что у неё не было сил сопротивляться, за то, что он зажал её в угол между бесконечным унижением или прижизненным позором, между болью и болью, бедой и бедой.
Винсент умер в своей же мастерской, поймав сердцем две пули подряд, художественно забрызгав стену собственной кровью. Агата умерла чуть позже — в его ванной, после того как вскрыла вены на правой руке — как надо, длинным продольным разрезом прямо по венам, и написала собственной кровью на стене тринадцать раз «Подстилка» в три строки. Она бы написала это тысячу раз, исписала бы этим словом все стены, чтобы те, кто найдут, совершенно точно знали, кто она есть, но боясь боли, Агата на всякий случай наелась снотворного, украденного из материнской аптечки. Сильное оказалось снотворное. Подействовало быстро. Агата даже не попыталась побороться за свою жизнь в последний момент.
Лишь много позже Агата узнала, что у Винсента была семья. Да, он позорил свою жену, но его дети… Агата видела их, и они тяжело переживали смерть отца.
Лишь сейчас Агата понимает, что за семь лет так и не пережила все это. Так и чувствует себя оскверненной, грязной, до сих пор ненавидит собственное тело. Так и считает себя виноватой в том, что случилось, в собственной глупости, трусости, мешавшей все рассказать отцу. Наверное, стоило закусить губу и вскрыть этот огромный гнойник, сознаться, положиться на волю и разум отца, но как же тяжело, как же страшно было представлять его разочарование в ней. Она и так не особенно его радовала, так еще и это… Это бы надломило его.
