— У тебя работа кончилась? — с ехидцей интересуется Генрих, впрочем, Миллер выглядит встревоженным. И рожа бледноватая, и пальцы беспокойно мечутся.
— Не вернулась еще? — риторически спрашивает Миллер и вопреки желанию Генриха не уходит. Остается. Даже не садится — меряет шагами кабинет.
— Бесишь, — отстраненно замечает Генрих, которому запах Миллера и так-то слишком искусителен, так еще и все это нервное мельтешение…
— Я просто хочу убедиться, что с ней все в норме, — огрызается Джон, — имею право.
— Ты передо мной оправдываешься? — Генрих даже отрывается от папки, хотя смотреть в рожу Миллера ему вовсе не хочется. Вообще бы её не видел. Но в честь такого случая не грех и посмотреть.
Миллер пыхтит, одаряет его недовольным взглядом.
— Что происходит? — почему-то сейчас кажется, что соперник ответит, возможно, потому что его смятение чувствуется сильнее, чем час назад в столовой.
— Небеса её проверяют, — устало отзывается Джон, — сталкивают её с собой. С ключом от её греха.
— Каким образом? — недоуменно уточняет Генрих.
— Вчера по моей молитве был амнистирован человек, которого она знает, — Джон вновь тяжело опирается на стол, шумно дышит. Его тревогой веет издалека.
— И?..
— И я не уверен, что этот демон вообще себя сможет взять под контроль! — рявкнул Джон. — Его отмаливают вторые сутки, и он все еще нападает на стражей всякий раз, когда приходит в себя. А она должна будет встретиться с ним. Одна!
— Почему? — первым порывом Генриха было вскочить и броситься куда-нибудь. Туда. Где она. И попытаться её спасти. Оттащить от неё опасную тварь.
— Так нужно, — Джон это практически выстонал, впиваясь пальцами в волосы, — Небеса не дают привилегий просто так.
— Почему он её ключ? — от Миллера несет сомнениями и тревогой, кажется, его разрывает на две части между чувством долга и волнением за друга. Хотя нет, Генрих не самообманывается. Джон не считает Агату просто своим другом.
— Я толком не знаю. Знаю лишь то, что она его убила…
Убила? Генрих пытается представить Агату, которая убивает человека, и пазл в его голове не складывается. Что такого мог сделать отмоленный Миллером парень, чтобы такой миролюбивый человек, как Агата, отважился на убийство. И только ли на убийство? Генрих вообще предполагал, что она отрабатывает долг за другое — уж больно немногозначным был посмертный шрам на её запястье.
Взгляд сфокусировался на личных делах, сложенных стопкой на столе Агаты. На папке с фамилией «Винсент Коллинз». Любопытство это же не грех, правда?
