— Хоть и старомодно это, но без моего благословения замуж не пойдешь.
— Мама, но ведь мне жить! — запротестовала Оля.
— Вот ты найди сначала такого, чтобы жить не в этой квартире. Тогда и рассуждай.
Нина Васильевна часто спрашивала себя: куда настоящие мужики подевались? Ни кола, ни двора, а все нажитое в портфеле умещается. И хоть бы перспектива какая! Приводит Оля как-то парня. Да какой парень?! — мужчина в летах.
— Познакомься, это мой хороший друг Гриша.
— Сколько вам лет, Гриша? — спросила Нина Васильевна.
— Тридцать семь.
— А кем вы работаете?
— Лаборантом. Работа не пыльная, тихая, — лепечет он.
— А зарплата какая?
— Если чистыми, то девяносто два рубля.
— А женские сапоги, знаете, сколько стоят?
— Не знаю, зачем мне это? Мы с Олей вещизмом не болеем.
— Вещизм, говорите. Но неужели к тридцати семи годам зарплату побольше не заслужили?
— Я не карьерист.
Тогда Нина Васильевна сказала дочери:
— Оля, убери с моих глаз эту добродетель.
— Мама, ты чересчур строга к моим поклонникам, — обиделась дочь, когда они остались наедине.
— Ничуть! Когда здоровый мужик к сорока годам не получает и ста рублей, то это трутень. Куда ему жениться? Если бы он уважал себя, то хоть и без диплома, а пошел бы на стройку, шофером — да мало ли куда? А у таких убогих и невесты должны быть убогие. Потому что им не муж нужен, а самец. Они в лепешку будут расшибаться, чтобы содержать таких трутней. Нет, Олечка, это не наш вариант.
— Но, мама, мне ведь двадцать пять!
— По нынешним временам — это не катастрофа.
Конечно, не катастрофа, но плохо и то, что эти разговоры становились дежурными. Поистине, у кого что болит… Бывает, прильнут они на весь вечер к телевизору и словом не перекинутся, потому что всякие беседы рано или поздно перескакивали на эту злополучную тему. И ни сна потом, ни покоя. Так не лучше ли молчком отсидеться?..
Дело шло к конфликту, и он бы наверняка произошел, если бы не приезд Константина Васильевича — родного брата Нины Васильевны. Ни телеграммы, ни звонка — явился и, как говорится, прошу любить и жаловать. Был он чуть постарше Нины Васильевны, богатырского сложения, громкоголосый, увенчанный красивой сединой. Протопав к столу, он вывалил на него с десяток разнокалиберных пакетов и только потом, скинув полушубок, робко и нежно поцеловал Нину Васильевну в щеку.
— Здравствуй, Нинуля! — пробасил он. — Заждалась, поди?
— Да, годочков семь не виделись. Или шесть?
— Не считал. — Константин Васильевич грузно повернулся. — А где моя племянница?
