Степа Академик вызвался проводить Мишу в аудиторию, где глухой спец будет принимать экзамен. Не без робости Блинов перешагнул порог, по, отыскав глазами сморщенного старичка, на случай резкого похолодания прижавшегося к батарее, почувствовал необычайный прилив анергии. У старичка был вид, как будто его только что разбудили. Увидев Мишу, он поманил его к себе пальцем и, когда Блинов приблизился, величественно протянул ему руку.
— Какой язык? — почти не шамкая, спросил он.
— Английский, товарищ Букин! — громко отрапортовал Миша.
— Впрочем, неважно. — Старичок чуть было не признался в своей глухоте, но вовремя спохватился. — Начинайте.
Миша прилежно подсел к столу и, заглядывая в глаза преподавателя, сказал:
— Гуд бай, олл райт, о’кэй…
— Прекрасное произношение! — похвалил старичок.
— О’кэй, олл райт, гуд бай, — назидательно повторил Миша и, увидев, что глаза экзаменатора остались несокрушимыми, с удовольствием продолжил:
— Олл райт, гуд бай, о’кэй. Гуд бай, о’кэй, олл райт. Молчишь, дедуля. Но я ведь эдак и заговариваться начну. О’кэй, гуд бай, олл райт. А может, тебе лучше сказочку рассказать? Жили-были дед да баба, о’кэй жили! Ели кашу с молоком…
— Продолжайте, я весь внимание.
Миша вздрогнул: уже не прорезался ли слух у старикашки? Пошел на попятную:
— Гуд бай, олл райт, о’кэй…
Глаза экзаменатора оставались равнодушными. Лишь изредка, видимо, в такт своим думам, он барабанил пальцами по столу. А Миша — никто не поверит! — взмок от напряжения. Он рассказал старичку о своем детстве и отрочестве, о своей доходной и изнурительной работе, вспомнил пару приличных анекдотов и, наконец, перешел к песням. Миша был почти уверен, что один куплет каким-то образом проник в сознание старичка, потому что глаза его повлажнели и он, прервав Мишу, попросил:
— Это место еще раз.
Миша не мог отказать старичку в его просьбе и почти пропел:
— Где же папа, спрашивает мальчик, теребя в руках британский флаг, и стыдливо говорит японка — твой отец английский был моряк…
Но вот, наконец, настал момент, когда Мише вся эта процедура порядком надоела. Он не знал, о чем еще говорить. Да и устал, признаться.
— Долго ты еще меня будешь мучить, старая перечница? — из последних сил обратился он с монологом к глухому экзаменатору. — И что я тебе такого непоправимого сделал? Сидели бы сейчас в ресторане, я б тебе, дедуля, кефирчика купил и пил бы ты его столько, пока не обмарался. Пойдем, а? — Молчит. — Тут Мише на ум пришла детская считалка. — Эники, бэники, сухэ, дэма, огель, фогель, гумана, тики, пики, грамматики, граф.
