— Диссертацию? Вот бы никогда не подумала! — тоном, близким к дружелюбному, проговорила девушка.
— Да я эту диссертацию за месяц сварганю, — вдруг раздухарился Блинов. — Степа Академик поможет, Лешка Губошлеп…
— Миша! — крикнул кто-то из очереди. — Иди сюда, поилец ты наш.
— Не переломишься! — сквозь зубы процедил Блинов и даже не посчитал нужным повернуть туда голову. — Не дадут с человеком поговорить, алкаши несчастные.
— Миша, ты на работе, — опять напомнили из очереди.
— Вот жлобы! — поморщился Миша. — Надо идти, а то опять телегу накатают.
— Конечно, идите, — торопливо согласилась девушка.
Миша было шагнул к павильону, но сразу спохватился: нелогичная получилась беседа. Не для того ведь он метеором вылетел с рабочего места, чтобы вот так непутево закончить разговор.
— Вы ко мне придете? — напоследок спросил он.
— В пивную? Странное приглашение.
— Мы можем встретиться после работы. — И, пока девушка раздумывала над ответом, присовокупил: — У меня «Жигули» есть.
— Хорошо. Позвоните мне. Спросите Элю.
Мишу так обрадовало ее согласие, что он не заметил, когда она уехала. Словно в тумане трудился Блинов и в себя пришел, лишь завидев Степу Академика, лениво подплывшего к павильону. Академик — диссертация — Земфира, (Вот ведь как: не Земфира, а Эля.) По этой цепочке проскочила мысль Блинова. Он сразу пригласил Степу зайти в «гадюшник».
— Ну так вот, — сказал Миша, подавая Академику кружку, — я согласен быть кандидатом наук.
— Ишь ты, какой шустрый! — подивился Степа Академик. — Да знаешь ли ты, что такое кандидат наук? Бывает, что люди ноги до колен стирают, пока добьются этих корочек. А он: согласен…
— А таксу снизить нельзя? — думая о своем, спросил Миша. — Не наскребу я две тыщи.
— Наскребешь.
Академик прикрыл глаза, мысленно оценивая предстоящую работу, и понял, что отныне надолго лишится покоя. Суеты будет много.
Степа Академик вздохнул. И верилось и не верилось ему, что он, Степан Христофорович Чаплыгин, в свои-то годы пустится в аферы. Не так задумывалась жизнь. Не так… А винить некого. Эх, где мои семнадцать лет!
Но присказка эта так, к слову. Потому что и в семнадцать лет Степа Чаплыгин к подвигам не готовился. Можно сказать, что еще тогда судьба уготовила ему свое место. На улице его звали тюфяком. Сколько помнит себя, столько и тюфяк. И откуда к нему такое прилепилось? Драчлив был в меру, учился — так себе, наперед ни словом, ни делом не заскакивал. Другие, мол, пусть высовываются.
