— Ты не прав. Мне и здесь хорошо.
— А отчего тебе хорошо-то? Людская ненависть нервы щекочет? Тогда ты — моральная извращенка. Извини за грубость, конечно, но другого подходящего слова просто не могу найти, — дядюшка пожал плечами и задумался. — Сейчас молодые поневоле пытаются сравнивать свою жизнь с жизнью родителей, дедушек и бабушек, всерьез начинают интересоваться советской эпохой. Нашу молодежь, как воробья на мякине, не проведешь. Она явно начинает умнеть. И я верю в нее. Она, в конце концов, сделает правильный выбор. А вот таких оборотней, как ты, будет поганой метлой сметать со своего пути. Жаль мне тебя. И себя тоже. Потому что именно я воспитал такого безжалостного и циничного монстра, как ты. Это я виноват, что ты у меня такая непутевая. Это я! — вздохнул дядюшка и понуро склонил седую голову.
— Неужели ты серьезно думаешь, что мне позволят заниматься нравственным воспитанием молодежи? — Мила с грустью посмотрела на наивного родственника. — Индустрия развлечений, загребающая миллиарды на людских пороках, не даст мне измениться. Сейчас немодно быть добропорядочной. Простая деревенская девушка только тогда станет Милой Миланской, когда забудет, что такое мораль. Все сегодняшние стенания звезд по поводу морали, нравственности, правил поведения висят у них между ног. И никому даром не нужны мои морально устойчивые и высокодуховные телепередачи, если я не буду шокировать публику, раздвигая ноги на ее потребу.
Дядюшка даже руками всплеснул:
— Опомнись! Ты чего мелешь!
Но Милу уже не остановить. Дядюшка хотел правды — пусть получает.
— Если я перестану тешить публику своими мерзкими выходками, она тут же выберет себе другую королеву. Меня же объявят персоной нон грата, раскритикуют в хвост и в гриву, осудят во всех средствах массовой информации и с позором «отправят на пенсию». Та же самая молодежь, о которой ты так печешься, первая закидает меня камнями. Ты думаешь, им от меня нужны нотации на тему морали? Им нужны мои деньги и мои возможности. Мои советы, наконец, как можно стать такой, как я, чтобы превратиться в настоящую Милу Миланскую. Ложка, как известно, дорога к обеду, а питаться одной нравственностью и моралью наша молодежь пока не собирается. А потому она меня с моей высокоморальной ложкой пошлет так далеко, куда Макар телят не гонял. Так что, дядюшка, не все так просто. Не все так просто…
— Ах, Людмилочка, девочка моя, ты говоришь страшные вещи. И на что же ты тратишь свое драгоценное время, свою драгоценную жизнь. Не водись с ним больше! Я тут справки о Троянове начал наводить, но и без этого чувствую: страшный он человек, а может, и не человек вовсе, а оборотень.
