Его то и дело теребили: что там Совинформбюро передает?
Над потертой у сгибов картой Дмитрий Косицин. Имя этого человека в мирные дни знали многие ленинградцы. Столпившись вдоль трассы велокросса, зрители всегда с нетерпением ждали, когда появится Дмитрий Косицин. На своем стальном коне он лихо преодолевал канавы, мог проехать по узкой перекладине, перекинутой через ручей, промчаться по косогору - там, где другие благоразумно сходят на землю и ведут машину за руль.
Рядом с командиром бывалые лыжники - спокойный, невозмутимый Владимир Шапошников и Борис Берман, бывший заведующий кафедрой лыжного спорта. Написанные им учебники помогли многим спортсменам познать все тонкости лыжной науки.
В шалашах весело потрескивают костры. Партизаны сушат ботинки. На ногах у них теплые войлочные чуни. Жаль только, что не всегда можно развести костер: повсюду рыскают каратели, а в небе нет-нет, да и прожужжит "рама".
Над костром на рогульках покачиваются закоптелые котелки, кипит снеговая вода. В нее бросают плитки пшенного концентрата.
Помешивая ложкой варево, бородатый партизан говорит:
- В меру посолено, в меру сварено, в меру остужено. Вот и нормально!
С прибаутками ставит котелок в снег. Партизаны обступают его, усаживаются поудобнее на хвойные ветки. Потом короткий настороженный сон. А в сумерках снова в путь.
Разведчики донесли: Варшавская железная дорога усиленно охраняется; в сторону фронта один за другим идут составы с войсками, танками, орудиями.
Косицин решает произвести взрыв у разъезда Дивенское. Там немцы менее всего ожидают появления партизан и не так бдительны.
К железной дороге подошли ночью, залегли в снег на опушке леса. Укрылись плащ-палаткой, тесно прижались друг к другу.
Сквозь ветки кустарника, запорошенного снегом, видно, как по насыпи прошагали две длинные фигуры, закутанные в башлыки.
Но вот они скрылись за поворотом, и партизаны, низко пригибаясь, подтащили к насыпи взрывчатку, быстро выкопали ножами ямки, заложили под рельсы пакеты.
На востоке медленно разгорается желтая полоска зари. Вдали послышался шум приближающегося поезда.
- Скорее, - торопит Косицин кинооператора, - сейчас начнется.
- Снимать нельзя, - говорит Голод, - света недостаточно.
Косицин отставляет взрывную машинку, с досадой говорит:
- И что за кинооператора к нам прислали! Света ему, видите ли, мало!
Поезд, громыхая колесами, скрылся за поворотом.
Снова томительные часы ожидания. Незаметно наступил серый зимний день. Часов в одиннадцать вдали раздался паровозный гудок. Подхватив аппарат, оператор побежал к насыпи, засуетился, отыскивая удобную для съемки точку.
