Учение Христа о милосердии и прощении грешников попало на благодатную почву доброй детской души. Ребенком, еще в Троицке, Федя страшно переживал за своих некрещеных друзей-татарчат, которым предстояло попасть в ад, и однажды подговорил их трижды нырнуть в речку. «Ничего не подозревая, — пересказывал со слов патрона его ученик и друг Василий Маклаков, — они это исполнили, он же в это время быстро произносил — во имя Отца и Сына и Святого Духа, а по окончании игры поздравил их с крещением». А попав в Москву, Плевак стал частым богомольцем в многочисленных московских храмах и пытливым читателем церковной литературы. И нет ничего удивительного в том, что своим учителем красноречия адвокат впоследствии называл святого Иоанна Златоуста, а лучшим приготовлением к речи была для него молитва.
Плевако закончил обучение в 1864 году — как раз тогда, когда Александр II ввел в действие новые судебные уставы, сделавшие российский суд открытым, всесословным и состязательным. По выпуску Федора ожидала участь канцелярской крысы в Московском окружном суде, но его председатель Елисей Люминарский каким-то чудом углядел в юном делопроизводителе талант и рекомендовал его в помощники адвокату Доброхотову. Прозорливость жреца Фемиды тем более удивительна, что внешность Плевако отнюдь не наталкивала на мысль о грядущем успехе в публичной профессии. По отзыву известного прокурора Анатолия Кони, его «скуластое, угловатое лицо калмыцкого типа с широко расставленными глазами, с непослушными прядями длинных темных волос могло бы назваться безобразным», «его движения были неровны и подчас неловки; неладно сидел на нем адвокатский фрак, а пришепетывающий голос шел, казалось, вразрез с его призванием оратора». И тем не менее современникам запомнилось, что некрасивое лицо Плевако «освещала внутренняя красота, сквозившая то в общем одушевленном выражении, то в доброй, львиной улыбке, то в огне и блеске говорящих глаз». А главная его сила, полагал писатель В. В. Вересаев, «заключалась в интонациях, в неодолимой, прямо колдовской заразительности чувства, которым он умел зажечь слушателя». Вскоре по Москве распространились слухи, что мать Плевако была калмыцкой шаманкой и обучила сына воздействовать на людей с помощью гипноза.
Превращение Плевако во всероссийскую знаменитость обычно связывают с его удивительной способностью в один миг перевернуть все с ног на голову и представить дело в самом неожиданном ракурсе. К примеру, юрист Б. Утевский рассказывает, как однажды Плевако защищал крестьянина, обвиненного в изнасиловании проститутки. «Господа присяжные, — начал свою речь адвокат, — если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями». Тут же монолог был прерван возмущенным криком истицы: «Врет он! Нешто я свинья постели пачкать? Туфли я сняла!» Больше говорить Плевако не потребовалось — его клиент был молниеносно оправдан.
