– Я принял их деньги, мадам, – тихо признался Уильям. – Я думаю, вы догадались почему.
После непродолжительного молчания Мария де Гиз сказала:
– Да. Вы добровольно решились стать моим шпионом… А я-то собиралась вам как раз это предложить…
Уильям склонил голову, подтверждая свое согласие со всем услышанным.
– Англичане думают, что все шотландцы нуждаются в деньгах, поэтому они предложили мне изрядную сумму. Теперь, когда я у них в милости, постараюсь раскрыть их намерения.
Королева облегченно вздохнула.
– Король Генрих утверждает, что поддерживает права моей дочери на трон Шотландии, но я опасаюсь, как бы он не задумывал чего-нибудь скверного против нее. Регент и мои советники не верят, что король Генрих бессердечный до такой степени, чтобы решиться отобрать дочь у матери, – рука, лежавшая у нее на бедре, сжалась в кулак, – однако я не могу спать спокойно по ночам, все тревожусь за дочь.
Голос ее дрогнул. Уильям прекрасно понимал сомнения королевы. Она нуждалась в том, чтобы кто-то гарантировал ей безопасность дочери.
– Пока я мало знаю об их интригах, мадам, но я поделюсь своими подозрениями. А как только узнаю больше – сразу дам вам знать.
Мария де Гиз кивнула, преисполненная благодарности.
– Только этого я и прошу. Регент позаботится, чтобы замешанные в заговоре не ушли от ответственности.
Уильям подался вперед и, понизив голос, чуть торопясь, поведал все, что он знает.
Под конец своей речи он склонил голову и произнес:
– Клянусь собственной жизнью, что с маленькой королевой ничего плохого не случится.
Бедная цыганка с опаленными солнцем шафрановыми щеками.
Томас Деккер[32]. Бич сатирика (1601)
Тамсина стояла в тени дуба, куда не досягал свет костра, и наблюдала за происходящим. Ромалы, смеясь, кружились в танце. Дикая, страстная музыка, издаваемая виолой[33], на которой играл ее двоюродный брат, поднималась к верхушкам деревьев, обступившим поляну со всех сторон.
Девушка покачивала бедрами и похлопывала ладонью правой руки по бедру в такт музыке. По привычке левую кисть она держала за спиной. В таборе ромалов она не носила перчаток, ибо бабушка считала это ненужным и глупым тщеславием.
Нона Фо неодобрительно отнеслась и к неприличной, на ее взгляд, одежде для девушки – дублету и бриджам, в которых внучка приехала в табор. Тамсина, быстро окунувшись в речушке, была вынуждена натянуть поверх льняной сорочки свободного кроя шерстяную юбку и толстую клетчатую накидку. Ходила она босиком. В таборе Тамсина внешне ничем не отличалась от других цыганок. Ее непокрытая голова означала, что девушка еще не замужем.
