– Мне надо все хорошенько обдумать, прежде чем я вам скажу. А теперь вперед.
– Куда мы поедем? – запыхавшись, спросила она.
– В Рукхоуп, – сказал он, подойдя к кибитке. – Переодевайтесь в свою одежду для верховой езды.
Отпустив руку девушки, Уильям подтолкнул ее к подножке, ведущей в кибитку. Ткань, завешивавшая вход, раздвинулась, и из фургона выглянула Нона. Ее лицо осветила беззубая улыбка.
– Пока я буду думать, что делать дальше, – изрек шотландец, – не хочу получить проклятие, насланное талантами вашей бабушки.
– Передай этому красавчику, – глядя на внучку, сказала Нона, – что ему не следует столь вольно вести себя с тобой, если, конечно, он не собирается взять тебя в жены. Твой дед передал мне, что обсуждали гаджо. Все мы здесь видели, как он к тебе прикасается, и решили, что вы собираетесь пожениться.
– Кек, нет, бабушка! Это не то, что ты подумала…
Нона ткнула пальцем в сторону Уильяма.
– Мне нравится этот красавчик. А еще я вижу похоть в его глазах цвета летнего неба, когда он на тебя смотрит… Признаюсь, твой дедушка очень осерчал. Сначала он находит тебе жениха-цыгана, а ты сбегаешь и предлагаешь себя симпатичному рею.
– Пожалуйста, выслушай меня. Все не так, как тебе кажется.
Нона была слишком погружена в собственные мысли, чтобы внимательно слушать внучку.
– Но лично я считаю, что это даже к лучшему. То, что красивый гаджо хочет тебя, – бабушка улыбнулась. – Я скажу твоему дедушке, что из него выйдет хороший муж. Он сильный и богатый. У него отменный кожаный дублет, а стальные доспехи стоят много золота. Сердце у этого гаджо – доброе, хоть и не на месте. Я прочла это у него на ладони…
Старуха покачала своим вытянутым, длинным пальцем.
– Но скажи своему пригожему шотландцу, чтобы до свадьбы не касался тебя.
– Что она говорит? – спросил Уильям.
Тамсина с опаской взглянула на него. Она сгорала от смущения и стыда, вызванных собственным уродством и самоуверенностью бабушки.
– Она говорит, чтобы больше ко мне не прикасались вот так, – перевела девушка.
Да только смущение никуда не исчезло… А потом на нее накатило раздражение.
– А еще она говорит, – поднимаясь на подножку, произнесла Тамсина, – что, если вы еще хоть раз меня коснетесь, вас будут преследовать сплошные несчастья.
Девушка и сама поразилась нелепости своих слов. Злость и благодарность боролись в ее сердце. Он без страха прикоснулся к ее руке. Теплота этого прикосновения потрясла ее. Хотя это чувство неприятным назвать никак нельзя было, девушка смутилась. Его пальцы на ее ладони были теплые, подобно солнечному свету, падающему на землю, до этого томившуюся в тени. То, что он ни секунды не сомневался, было исполнено настолько глубоким чувством доброты, что Тамсине хотелось расплакаться.
