— Каждый ощущает страх перед тем, чего не понимает, — возразила она.
— И лишь немногие принимают ее. Мой отец был одним из них. Он любил Восток.
— Как ты?
— Да, — сказал он. — Как я.
— Что заставило тебя приехать сюда?
Николас смотрел на Юстину в сгущающихся сумерках. Они сидели возле аквариума, освещенного тусклым желтым светом.
— Я не хотел больше оставаться в Японии, — сказал он, осознавая искренность и, вместе с тем, недостаточность своих слов. Его чувства нельзя было передать словами, он не мог сказать ничего более определенного.
— Ты приехал сюда и начал работать в рекламном агентстве?
Николас кивнул.
— Да.
— И ты оставил свою семью?
— У меня нет семьи. — Слова Ника прозвучали холодно и жестко.
— Почему ты не хочешь рассказать о своем отце? Ты говорила о нем в прошедшем времени. Он умер?
В ее взгляде запрыгали огоньки, как будто она смотрела на пламя.
— Да. Он мертв. — Юстина поднялась с кушетки и подошла к аквариуму, отражение ее тела преломилось в стекле, она стала как будто одним из его обитателей. — Впрочем, какая разница? Я не считаю себя дочерью своего отца. Я вообще не верю в эту чушь. — Тон ее голоса говорил об обратном, Николас задумался над тем, что мог сделать ее отец, чтобы вызвать такую ненависть.
— А что с твоей сестрой? — спросил он. — Мне интересно потому, что я был единственным ребенком у своих родителей.
— Гельда, — голос Юстины приобрел новый оттенок, который ему был незнаком, — моя старшая сестра. — Она вздохнула. — Тебе повезло, что ты был один. Я не могу рассказать всего, пусть оно останется там, где лежит.
— На морском дне? — спросил он. Казалось неразумным упрекать ее за то, что она хотела сохранить что-то в тайне от него. Но Николасу хотелось разделить с ней ее секреты: унижения, детскую неуверенность, ненависть и любовь, стыд. Таинственность Юстины словно подталкивала его. Он чувствовал, что ему предстоит столкнуться с этой таинственностью и, возможно, потерять то, что уже приобрел.
Они вышли из дома в теплую летнюю ночь. Облака уплывали на запад, и небо становилось чистым. Звезды сияли и переливались, как украшения на черном бархате, словно мир принарядился специально для них.
Они шли по берегу вдоль кромки воды, которая из-за отлива ушла далеко. Ноги утопали в морском песке, под подошвами хрустели обломки панцирей крабов.
Низкие пенящиеся волны в лунном свете необычно блестели. Взявшись за руки, они в одиночестве шли по пляжу.
— Ты боишься меня? — Его голос был легок, как туман.
