Он замолчал и мазнул по мне тяжелым взглядом.
— Вы вот спросили, удобные ли там кровати, и я завелся. Конечно, вы ничего такого в виду не имели. Но у меня-то воспоминания. Да, кровать, куда я попал, была удобная…
Его последние слова повисли в воздухе. Наступило молчание. Он наклонился, взял с камня фляжку и уставился на нее. В его душе происходила борьба. Виски, как всегда, победило. Он яростно хлебнул прямо из горлышка и крепко закрутил крышку, будто это что-то означало. Потом схватил камешек и швырнул в воду.
— Возвращаюсь назад через плотину, — снова начал он, уже тяжело ворочая языком, — и аж свечусь. Все, мол, сойдет с рук. Ну и дураки же мы бываем! Ничего не сошло. Ни капельки. Мьюриел даже не повысила голоса, но сказала мне такое, что я про себя и знать не знал. Вот тебе и сошло.
— Она вас, значит, бросила? — спросил я, когда он замолчал.
— В тот же вечер. Меня и дома-то не было. В душу лезла такая гнусь, что без бутылки и не перенести. Взял я, значит, свой «форд», рванул на северную сторону озера и нарезался с парой таких же забулдыг до соплей. Правда, все равно не полегчало. Возвращаюсь в четыре утра, а Мьюриел и след простыл. Собралась и уехала. Пусто, только записка на комоде, да кольдкрем на подушке.
Он вытащил из старого обтрепанного бумажника замусоленный клочок бумаги и протянул мне. На линованной странице из тетрадки было написано карандашом: «Прости, Билл, но лучше умереть, чем жить с тобой дальше. Мьюриел».
Я вернул бумажку.
— А как с той, со второй? — спросил я, показав глазами на противоположную сторону.
Билл Чесс поднял плоский камешек и попытался пустить блин по воде, но ничего не получилось.
— А никак, — сказал, он. — Тоже собралась и укатила. Тогда же ночью. Больше я ее не видел. И не хочу. А от Мьюриел за весь месяц ни слова. Даже не знаю, что с ней. Наверно, нашла себе парня. Может, хоть он будет относиться к ней по-человечески.
Он встал, вытащил из кармана ключи и позвенел ими.
— Если хотите посмотреть коттедж, пойдемте. Спасибо, что выслушали мое нытье. И за выпивку спасибо. Держите. — Он подал фляжку с остатками виски и протянул мне.
Мы спустились по склону на узкую плотинку, Билл Чесс шел впереди, волоча ногу и придерживаясь за веревку, продернутую сквозь железные стойки. В одном месте через бетон лениво переплескивалась вода.
— Завтра спущу малость мельничным колесом, — бросил он из-за плеча. — Больше оно ни на что не годится. Киношники построили три года назад. Снимали тут фильм. И маленький пирс в том конце — их работа. Все остальное разобрали и увезли, а пирс и мельничное колесо Кингсли уговорил их оставить. Вроде бы создает атмосферу.
