Политехникумом рижане по привычке называли Политехнический институт. Хотя название уже несколько лет как поменялось, но одно слово выговорить сподручнее, чем два.
– Что за фамилия такая странная?
– По-латышски – «клен». У них много таких растительных фамилий. Наш Ян – Круминь, а это «кустик». Клява! Знаешь, сколько в здешней губернии Кляв? А искать родню придется.
– Ты слишком увлекся, Леопард, – спокойно сказал Росомаха. – Нельзя так.
– Клява был признан невменяемым и законопачен в лечебницу навеки. Но если он был подсунут суду вместо виновника, значит, были доказательства, что он во время предполагаемой смерти девочки околачивался где-то поблизости. Надо…
– Не надо, Леопард. На Александровских высотах твой Клява в безопасности. Если только он жив. Такие козыри достают из рукава в последнюю минуту. Ты отлично идешь по следу, но тут – игра…
Росомаха сказал это очень серьезно. И Лабрюйер понял его куда лучше, чем понял бы Енисеева со всеми енисеевскими выкрутасами.
– Ты считаешь, лучше его пока не трогать?
– Не забудь – Эвиденцбюро знает, что твоя «фотография» – что-то вроде нашего опорного пункта. Тебе ничто не угрожает, но за тобой наблюдают…
– Черт!
– Ты так увлекся сыском, что, кажется, совсем забыл об этом, – тихо сказал Росомаха.
– Я последняя скотина…
– Нет, ты просто отличный сыщик. Так и Горностай считает. Но ты никогда не был тем, кого преследуют.
– Отчего же, был…
– В молодости, когда гонял всякую шушеру. То ты за ними по крышам скачешь, то они за тобой. Ты увлекся одной версией, и это плохо. Нужно и прочие попробовать, – рассудительно сказал Росомаха. – Конечно, оба убийства можно считать доказательством, что ты уже приблизился к источнику сведений. Можно – но не успокаиваться на этом.
– Ты хороший товарищ…
Лабрюйер имел в виду, что Росомаха деликатно, но твердо разъяснил ему положение дел без всякого ущерба для самолюбия.
– Да и Горностай хороший товарищ, – усмехнулся Росомаха. – Просто ремесло у вас разное. Ты – сыщик, ты загоняешь дичь, вот этим и занимайся. Он… он – актер, понимаешь? Он кем угодно притворится, чтобы добыть сведения. Вот Хорь у него учится. Думаешь, почему Хорю велено ходить в юбке? Пусть воспитывает самообладание. Я тоже несколько ролей отлично исполняю – пьяного купчину, к примеру, так изображу!..
Лабрюйер вспомнил, как Росомаха извлекал его из гостиничного номера, где фрау Берта чуть было не уложила его в постель.
– А ты – не актер. И ничего в этом плохого нет. Мы это знаем и актерствовать тебя не заставим. Так что ищи других непойманных мерзавцев, не только маньяка.
