– Нет, госпожа, – если ее голос был камнем, то ответ Закуто прозвенел сталью врачебного ланцета.
Это был именно ответ, а не отказ отвечать, Кёсем поняла. И это понимание толкнуло ее в грудь, точно удар.
– Никакой надежды? – спросила она беспомощно: умение притворяться сильнее, чем есть, ей, похоже, вот-вот понадобится, но здесь, среди своих, пока можно его не применять.
– Я помню, госпожа. Но то было иное. Тогда мы, если можно так сказать, учили султана распрямляться во весь рост, использовать то, что не изменил в его голове тот злосчастный удар. Ну вот он использовал все и распрямился полностью – но его роста не хватает, чтобы дотянуться до края ямы, зацепиться за него и вылезти на поле здравого рассудка.
Лекарь пожевал губами и, предупреждая следующий вопрос, добавил:
– Можно научить быть сильным, госпожа. Но нельзя научить быть высоким.
– Смерть?
– Едва ли, госпожа. Но по-настоящему тяжелая степень безумия – почти наверняка. Такая, при которой больной совершенно теряет себя самого.
– Когда? – голос Кёсем снова отвердел.
– А вот с этим вопросом, госпожа, к гадалкам или прорицателям обращаться следует, но не к врачу. – Сталь опять столкнулась с камнем. – Судя по всему, вскоре, но… Дни. Недели. Месяцы. Может быть, даже немногие годы. Это, правда, если сильно повезет.
Кёсем очень сомневалась, что это может называться везением. Но какая разница… Она вздохнула.
Что ж, значит, вопрос надо решать. Во имя сыновей, во имя Блистательной Порты. Даже во имя несчастного Мустафы, навсегда мальчика, заблудившегося в своей болезни.
Тут наконец тень часового столбика коснулась границы киблы – и все, кроме лекаря, слитно произнесли «Аллах велик!» Ну, бен Закуто и не положено…
– Ты действительно намерен вскоре… отбыть, почтенный? – вспомнила Кёсем слова Картала.
– Да, госпожа, если не будет на то твоего запрета.
Кёсем покачала головой: запрета, конечно, не будет. Задать ли еще вопрос? Врач на него, наверно, ответит спокойно, у людей его профессии к такому отношение будничное.
– Не в посмертье, госпожа, – бен Закуто угадал незаданный вопрос. – Это, да будет на то воля Всевышнего, подождет. Просто… Теперь, когда старость подступила настолько вплотную, я болен без того места, где родился и вырос. А оно, госпожа, хворает без меня.
– И что же это за место?
Не то чтобы знание или незнание этого что-то меняло. Просто все равно уже вот-вот появится Халиме, и она должна увидеть, что ее ждут. Без нее в беседку не проходят, разговор о судьбе ее сына не начинают: просто стоят на лужайке и лекарь почтительно стоит чуть в стороне, отдельно.
