Поворот, еще один, и еще… Раэн уже заподозрил, что его водят кругами, не может обычный городской сад раскинуться на таком пространстве, но внутреннее чутье подтверждало – может! Шли они все-таки вперед, хоть и медленно. Вот уже показались в просветах между деревьями полукруглые черепичные крыши, утопая в плюще, затянувшем стены. Вот дорожка стала куда шире и прямее. Блеснула на солнце гладь пруда – истинная роскошь для Харузы, не избалованной родниками. На воде томно покачивались белые лотосы с нежно-розовыми серединками, так что Раэн невольно помедлил на горбатом деревянном мостике, засмотревшись. И чуть не уткнулся в спину остановившегося стража.
– Прощения прошу, почтенный целитель…
В голосе привратника звучало смущение. Он неловко топтался посреди мостика, не идя дальше и мешая пройти Раэну.
– За что, уважаемый?
– Госпожа там. На прогулке. Неловко оно выходит, почтенный…
– Отчего же? – усмехнулся Раэн. – Я ведь все равно к ней иду.
– Так-то оно так, да неловко. Без позволения, без ее ведома…
Раэн вздохнул. Действительно, не по традиции. Гостю следует ждать, когда высокородная госпожа, извещенная о нем, соизволит выйти к посланцу дядюшки. Или его позовет к себе. А может, велит просто взять у него письмо, не удостоив чести увидеться. Встреча с незнакомцем в саду не для церемонного Востока. Но раз уж так вышло, не упускать же случай взглянуть, как прогуливаются харузские красавицы? Она ведь близняшка Надира – непременно должна быть красивой.
– Вот что, уважаемый. Я постою здесь, а вы доложите госпоже.
Раэн шагнул к перилам и оперся о них, показывая, что не рвется вперед, рукав задел какую-то бечевку, тут же звякнул колокольчик. Громко плеснула вода – мелькнул серебристый хвост крупной рыбины. Надо же, дрессированная… Усатый неуверенно оглянулся на него, и, поколебавшись, рысью припустил вперед. Раэн лениво поднял голову, глянул.
Охранник был уже шагах в пяти. А в семи – она. Сияющая. Облитая солнцем, как золотом, пронизанная им. Деревья кончились, перед Раэном расстилалась целая поляна роз, посреди которых стояла… Наргис, да! Не без труда он вспомнил, что это – имя. Ее имя. Покатал на языке, пробуя, прислушался, как в первый раз. Имя ложилось холодком первого звука, длилось открыто и ясно, раскатисто дрожало, грея тихим рокотом, и уходило в шелест окружающих ее роз. Он шагнул вперед. И еще. Забыв, что собирался ждать, что нельзя, не положено ему, лекарю, только по названию – почтенному, а так – бродяге и чужестранцу. Забыв обо всем, кроме ее имени, золотого света, отблесками дрожащего на смуглой коже, и одуряющего запаха роз. А если бы помнил – то даже не подумал остановиться.
