Через три дня я узнаю, что отец Иоанн скончался...
В день перевезения его тела в Петербург я решил пойти попрощаться с добрым пастырем, то есть я решил зайти на несколько минут в церковь Иоанновского монастыря, — где должны были похоронить отца Иоанна, — положить поклон у его гроба и отдать последнее целование почившему. Я даже не взял с собою риз, думая, что будут служить священники только по особому назначению или по приглашению.
Еду. Каменоостровский проспект полон народу. У поворота на Карповку, где находится монастырь, сильный наряд полиции, и никого не пропускают без билета. Меня, как священника, пропустили. Вхожу в храм. На лестницах сидят монахини и послушницы монастыря, начиная с самых младших, по две на каждой ступеньке, и с печальными лицами дожидаются “своего” Батюшку.
Наконец я в алтаре. Ждем часа 2-3, и около 9 часов вечера печальная процессия приближается, и крестный ход входит в храм. Все мы, ожидавшие в храме, стоим с горящими свечами в руках. Вносят гроб с телом отца Иоанна, и вся церковь оглашается громкими рыданиями сестер обители.
Начинается всенощная-парастас. Служит преосвященный Архангельский Михей133. Поют монахини.
Мне очень захотелось принять участие в Богослужении, но нет риз. Монастырские все разобраны. Но вот один батюшка, пришедший с крестным ходом, не будет выходить на литию и уступает мне свои ризы.
Выходим на литию. Преосвященный Михей и до 20-ти священников — все добровольно пришедшие. Но что это за служба! Песни печальные, настроение же благоговейно-праздничное.
Есть что-то, напоминающее Светлую заутреню. И чем дальше идет служба, тем это праздничное настроение все растет и поднимается. Какая-то благодатная сила исходит от гроба и наполняет сердца присутствующих неземной радостью, словно окрыляет их, освобождает от чего-то.
Чувствуется, осязательно чувствуется, что во гробе лежит святой, праведник, и дух его незримо носится в храме и объемлет своею любовию и лаской всех собравшихся отдать ему последний долг.
Для меня уже нет сомнения, что отец Иоанн — святой, праведник. Побывши у гроба, нельзя уже было сомневаться в этом. Из гроба его исходило какое-то духовное благоухание, ощущаемое духом...
Теперь я уже не мог уйти до конца службы. Я опять вышел в облачении на средину храма на “Непорочны”. Знакомое уже чувство переполняет душу, и сначала я молился за усопшего, затем является потребность молиться у его гроба за других. Я стал мысленно поминать близких и знакомых, живых и усопших, больных, лиц, просивших помолиться за них, и являлась уверенность, что его молитвами примет Бог моления наши.
