Это еще как посмотреть, отвечаю.
– Я убью вас. Я поняла, вам безразлично, что я могу тут умереть от истощения. Может быть, вы именно этого и хотите. С вас станется.
Я, как видно, ни разу за последние дни не приносил вам никакой еды?
Ну, на это ей нечего было сказать, она только стояла и смотрела на меня в этом своем обычном стиле.
– Учтите, теперь вы держите в тюрьме не меня. Вы держите в тюрьме свою смерть.
Ну, вы все-таки позавтракайте, говорю.
С этого дня она стала есть нормально, только все теперь шло не так, как раньше. Она почти все время молчала, и если и говорила, то всегда очень резко, саркастично, такая стала раздражительная, так что и думать нечего было с ней посидеть. Случайно задержусь на минуту дольше, чем надо, она прямо как выплюнет:
«Уходите». Как-то, вскоре после этого разговора про смерть, принес ей поджаренные хлебцы с печеными бобами, очень здорово они в тот раз получились, а она как швырнет их в меня. Ну, мне очень хотелось врезать ей по уху. Я уже по горло сыт был всем этим и смысла уже не видел в этой истории. Я-то ведь все для нее старался, и так, и этак, а она затаила на меня с того вечера. Мы вроде как зашли в тупик.
Ну, а потом как-то она вдруг меня о чем-то попросила. Я уже привык после ужина сразу уходить поскорей, пока она на меня не закричала, а тут она говорит, мол, задержитесь на минутку.
– Мне нужно принять ванну.
Сегодня это неудобно, говорю. Не готов был к этому.
– А завтра?
Почему бы и нет? Под честное слово.
– Я, конечно, дам вам честное слово. – И так она это сказала отвратительно, жестко так. Ну, я-то знал, чего стоит это ее честное слово.
– И мне надо походить в наружном подвале. – И рывком руки сложенные подает, я их, конечно, связал. Первый раз за много дней до нее дотронулся. Ну, как всегда, я сел на ступеньки у двери в сад, а она начала ходить взад-вперед по подвалу, такая у нее была странная манера – ходить взад-вперед. Было очень ветрено, даже внизу, в подвале, было слышно, как завывает в саду ветер, а здесь только ее шаги по каменным плитам и ветер там, наверху. Она долго ходила молча, только я знал, сам не знаю почему, что заговорит.
– Наслаждаетесь жизнью? – вдруг спрашивает. Не очень, осторожно так отвечаю. Она еще походила, взад-вперед, взад-вперед. Потом стала напевать что-то про себя.
Милый мотивчик, говорю.
– Вам нравится? – спрашивает.
Да.
– Тогда мне – нет.
Еще походила. Потом говорит:
– Расскажите что-нибудь.
Про что?
– Про бабочек.
