Ваганьковское кладбище, хотя и раскинулось в самом сердце образцового коммунистического мегаполиса, каковым считали Москву обитатели кремлевских палат, тем не менее оставалось кладбищем с пятивековой историей. Здесь хоронили москвичей со времен Иоанна Грозного, а может и более ранних. Слой за слоем ложились в землю гробы, с годами гнили, разъедались червями, разрушались. Кости умерших ранее перемешивались с останками вновь погребенных, сверху наваливались оседающие могильные плиты и тяжкие мраморные кресты. Общее количество покойников никакому учету не поддавалось, да никого и не интересовало. Однако души умерших, недовольные подобным отношением со стороны потомков, иногда выходили, как говорится, за рамки и откалывали поразительные номера.
Поскольку среди нашей компании кладбищенских старожилов не было, разговор свелся к обсуждению неприглядного поведения погребенных в последние годы. Суперзвездой ваганьковских запредельных тусовок была тогда некая балерина императорских театров, покоившаяся в персональном склепе с 1904 года. Прежде за милой дамой ничего такого не водилось, но в марте восемьдесят первого произошло нечто, для нее крайне неприятное.
Олег Даль, прекрасный актер, но горький пьяница, допился до белых коней и катапультировался с седьмого этажа. Человек, говорят, был замечательный, актер превосходный, поэтому друзья и родственники сумели пробить в Моссовете разрешение похоронить его на Ваганькове. Но с местом вышла заминка. Участок, отведенный Всероссийскому театральному обществу, до предела уплотненный покойными мастерами сцены, никак не мог вместить неудачливого каскадера. Однако мудрый комендант, пересчитав врученные Олеговой вдовой денежки, нашел гениальное решение. Могилу вырыли прямо у склепа балерины, правда, полгроба пришлось, продолбив стенку, запихнуть непосредственно в ее усыпальницу. Девять дней спустя все и началось.
В одно чудесное утро белый мраморный крест, украшавший крышу балерининой обители, вдруг оказался развернутым на 90 градусов. Комендант с ходу обвинил в диверсии водителя мусоровоза, вполне способного по пьяному делу своротить крест не только на могиле, а и на куполе местной церкви. Что он однажды доказал, разнеся в щепы двери магазина похоронных принадлежностей. Мусорщик упорно отнекивался, доказывал с рулеткой в руках невозможность инкриминируемого ему деяния; комендант был уверен в обратном, поднял даже вопрос об увольнении неспособного к раскаянию грешника, что и случилось бы, не вмешайся балерина. Кроме нее, просто никто бы не додумался выкорчевать с могилы Даля мраморную доску с его реквизитами и подпереть ею дверь комендантского кабинета.
