— Чего ты злишься, Леша? — спросила Кира негромко. — Ты спросил — я ответила. Ты меня из постели вытащил. Из тепла, от бутылки вина, от мужчины. Я приехала не потому, что хотела. А потому, что — надо! Я знаю, что это надо. Ты знаешь, что это надо. Возможно, именно сегодня нам удастся вернуть себе наш старый мир. Мы же для этого работаем, а, Кирсанов? В это верим?
— Ты смелее меня, Давыдова.
— Глупости, — сказала Кира. — Я не знаю, что страшнее: идти в джамп или ждать, когда вернутся те, кого ты туда отправляешь. Я бы с тобой не поменялась.
— Никто бы со мной не поменялся, — Кирсанов поднял на нее взгляд (взгляд, еще минуту назад растерянный, ищущий, изменился, стал привычным — расчетливым, жестким, словно последние несколько фраз выморозили из него все эмоции) и ухмыльнулся. — Оставь надежду, всякий здесь сидящий… Ты — кругом права. Моя лямка — мне и тянуть. Знаешь, Кира, была такая легенда у греков о перевозчике Хароне. Работа у него была с виду простая — возил народ с одного берега реки на другой. В один конец. Только вот два берега — это берег живых и берег царства мертвых. А текущая между ними река — Стикс, река забвения. И он плавает вечно туда-сюда, туда-сюда. И ему не пристать — ни к живым, ни к мертвецам. В безвременьи…
Алексей Гаврилович повел плечами, словно ежась от холода, и продолжил:
— Такую работенку можно схлопотать только за грехи, причем за грехи тяжкие — и не иначе.
— Я знаю, кто такой Харон…
— Кто б сомневался!
— Это не ты.
— Ну конечно! Какой из меня перевозчик? Я — начальник группы матобеспечения. Я даже не оперативник. Ты прости меня, больше я тебя доставать не буду. Ты девочка взрослая, знаешь, что делаешь. Значит, так… Приступим к делу. Сегодня поведешь группу…
— Свою? — перебила Кира.
— Свою, — успокоил ее Кирсанов. — Андрон, Рич, Сипуха. Только без Котлетки пойдете. Она вторые сутки в изоляторе: вирус. Температура под сорок. Рвется в бой, но слаба, как медведь весной. С тобой пойдут только четверо…
— Кто-то из твоих людей?
Кирсанов вздохнул, предвидя реакцию.
— Попрыгун с тобой пойдет.
Давыдова поморщилась, как от зубной боли.
— Это ты зря! Он знаешь как стреляет? Просто зверь!
— У него четыре джампа! Всего четыре! — недовольно возразила Кира. — Ты даешь мне в пятерку необстрелянного курсанта. Спасибо тебе, Гаврилович!
— Пожалуйста, — отрезал Кирсанов и нахмурился, отчего кожа на его голове забугрилась еще больше. — Вот ты его и обстреляешь. Или мне его надо с другими новичками в мясорубку посылать? Он не слабое звено. Хороший парень, голова варит — только опыта нет. Пойдет с тобой.
