— Мы все, — продолжал командир экипажа, — наблюдали странное природное явление. Но это не повод для паники, дамы и господа! В давние времена, как я понимаю, такое видели моряки, плававшие в этих широтах. Голубое свечение, которое вы заметили на крыльях, они наблюдали на мачтах своих кораблей и называли огнями Святого Эльма. Зрелище впечатляющее, но совершенно безвредное. Под нами бушует буря, но мы находимся выше грозового фронта и нам ничего не грозит…
Самолет трясло, словно он разгонялся по грунтовке, но теперь в салоне воцарилась условная тишина — нет, панели все так же дребезжали, а те, кто успел заорать, охрипли от ужаса и теперь только тихо всхлипывали. Пассажиры слушали завораживающие интонации пилота так, будто от их внимания зависело, выберутся они живыми из этой ситуации или нет. Давыдов чувствовал, как хрипло и неровно дышит Карина, как сильно сжимает она его руку и ее короткие ногти медленно погружаются в его кожу. Он посмотрел на жену, и та ответила ему полным тревоги взглядом.
Хорошо бы командир экипажа говорил правду!
А-320 не падал и не пытался снизиться в аварийном режиме, как, например, при потере герметичности, скорее уж понемногу набирал высоту, стараясь достичь полетного потолка и выйти из турбулентности.
— Через несколько минут наш лайнер наберет дополнительную высоту и тряска уменьшиться, просим вас не расстегивать привязные ремни и оставаться на своих местах. Сияние, которое вы видели, не что иное, как редкое электрическое явление. Аэробус оснащен всеми возможными элементами защиты, и никакие поля не повлияют на нашу навигационную аппаратуру и двигательную установку.
Врет ведь, подумал Давыдов, так как по первому образованию был инженером и прекрасно понимал, что капитан А-320 кривит душой. От нестерпимого сияния, в котором они находились считаные минуты назад, в поле зрения все еще кружились черные хлопья — отходила от шока сетчатка. Редкое электрическое явление!
И тут самолет перестало болтать — так лодка с мелкой волны влетает в защищенную бухту и скользит по глади, как по маслу. По салону прокатился дружный вздох, а потом раздались аплодисменты. Некоторые пассажиры принялись обниматься от полноты чувств — особенно усердствовали два толстяка в «гавайках», сидевшие в креслах наискосок от четы Давыдовых. По проходам, собирая раскатившиеся бутылки, побежали стюардессы. Вылетевшие из багажных отсеков сумки снова отправились на свои места.
Карина по-прежнему прижималась к мужу.
