Залив белого призрака | страница 62
— Зачем собаку?
— Грусть. Грусть — основа души. У собаки глаза грустные, всё понимает. Без грусти душа сохнет.
— Грусть — не груздь. С чем её есть?
— А она есть?
— Передразниваешь? Или в дурку играешь?
— Можно и в дурку, командир, но — вместе. Проверено! Где-то весело, что-то грустно, а? Хорошо пошла.
— Летим мы с ним в космосе, двое нас. Он — командир, я — капитан. Какой капитан? — спросите. Отвечаю:
— Намечено нам приводниться на волны, в Галактике трёх китов, в Океане полярных бурь. Я не путаю, командир? В Галактике полярных бурь, в океане из трёх китов? Какая разница? Нам, морякам, что в океане трёх китов, что Землю им на спины. Был корабль космическим, а станет океанским. Приму в свои руки штурвал, и задача моя тогда мне по плечу и понятна: найти берег, поймать в сеть инопланетную особь женского пола, гуманоидную особу. Зачем? Ясное дело — научный эксперимент, политический шаг, сближение рас и национальностей, дружба народов и мир во всём мире! Как говорил нам в армии усатый старшина, улыбаясь, как конь на ярмарке: мы за мир им нос утрём! В порошок весь мир сотрём! — Кого сотрём, товарищ старшина? — Кому надо, тому и утрём… Руки в брюки не совать! Ать, два… Ать!
Летим в космосе, разговариваем или молчим, ошарашиваем глупостями и новостями:
— Командир, верните меня на Землю, пошлите меня электронной почтой!
— Нет больше Земли.
— Как нет?
— Взорвали дураки какую-то бомбу, а бомба взорвала цепочку вулканов, вулканы погнали волну… Смыла волна половину мира.
— Не скучно. Это, догадываюсь, старшина заступил на боевое дежурство.
— Какой старшина?
— Который за мир боролся…
— Ты шутишь?
— А ты, командир, пошутил насчёт взрыва?
— Не знаю. Пытаюсь уточнить, но связи нет. Непонятно…
— Чтобы понять непонятные вещи, сынок, — учил меня отец, — которые с тобой происходят, нужно их упростить. Возьми лист бумаги и нарисуй: ты — в центре, вокруг тебя летают и вертятся — мама, папа, сестры… скамейка в саду, утро, птичка, которая прилетела ко мне и села совсем близко, смотрит на меня быстренькими яркими глазками и подпрыгивает на веточке, раскачивая её… При этом выкатывается над горою солнце, блестят капли в траве, блекнут и исчезают следы ночных звёзд в небе, шумит море и бьётся о берег, и бьёт камни, перекатывая их по склону, вверх — вниз, вверх — вниз, шипит, утекая назад, нарастает и пенится волной и звуками, когда бежит в мою память, закручиваясь и дробясь брызгами… Птичка улетела, солнце высоко, трава высохла. — Отец потирает руки, подводя итог: — Механика небесных тел… Всё крутится вокруг чего-то, например, вокруг умывальника по утрам, или вокруг зеркала. Сестры подходят к зеркалу и крутятся вокруг него. Все, кто приходит в дом, подходят к нему и смотрят, будто делают фото на память или отмечаются в книге «пришёл-ушёл». Книга эта должна быть совсем фантастическая, ведь зеркало стоит в нашей прихожей много-премного лет. Бабушка была молодой и смеялась, а теперь она ходит с палочкой… Папа был лейтенантом, а теперь он майор и лысый… Дедушка носил меня на руках, а теперь его самого вынесли, нет в доме… А в зеркале? В зеркале он должен быть. Я вырасту, стану учёным и обязательно раскрою тайну «пришёл-ушёл» и верну бабушкину улыбку. Механика всех вращений, командир, крутится вокруг людей. Так отец сказал: «Каждый человек — в центре своих вращений, а все вращения — люди вокруг зеркала. Смотри и увидишь…»