— Чьи там уши? — выкрикнул профессор сердито. И повторил свой вопрос, покрутив головой: — Чьи у-у-у-ши, у-у-у-у-ши?
— С вашего позволения, сэр, это я, Плут, — вежливо протявкал пес. — А со мной Табиса и Пышка. Мы из Нижнего Сорея.
— У-у-гу, понимаю, — сказал Галилео Ньютон еще более сердито. — Вы забрались на чужой берег Уилфин-бека, ваш берег — другой!
— Да-да, профессор, мы знаем, — согласился Плут, изо всех сил стараясь не обидеть филина: профессор Галилео Ньютон был крупной птицей с острым как бритва клювом и мощными когтями. Все кролики и мыши в ужасе разбегались при виде тени от широких крыльев профессора, его боялся даже хорек Фриц, хотя и старался не подать виду и скрыть свой страх за беззаботной усмешкой. — Видите ли, сэр, у нас тут весьма важное дело, — продолжал Плут. — Мы направляемся в сорейскую школу, чтобы найти пропавшие деньги.
— Пропавшие деньги? — переспросил профессор, недовольно разглядывая Плута. Он был крайне раздражен тем, что не ему первому стало известно о случившемся в округе. — У-у-у кого пропали деньги?
— Табиса, — попросил Плут, чувствуя, что находится на грани нервного срыва, — лучше ты расскажи.
Табиса Дергунья была прекрасной рассказчицей: ее мастерство заставило профессора проникнуться к услышанной истории величайшим интересом. Больше того, он был уязвлен до глубины души, ибо не раз имел возможность наблюдать, как Джереми Кросфилд в сумерках трудолюбиво и безропотно загоняет в хлев овец своей тетушки. Галилео Ньютон считал Джереми весьма благоразумным и почтительным юношей.
— Я отправляюсь с вами, — объявил он. — Если и есть в мире нечто, вызывающее у меня большее отвращение, чем дерзость, так это отсутствие чести и совести. Я категорически не одобряю людей, которые выдвигают обвинения без достаточных на то оснований. А о Джереми Кросфилде могу сказать лишь одно: он славный парень.
С этими словами он хлопнул широченными крыльями, с шипящим звуком вознесся в темное небо, и черная его тень грозно повисла меж луной и землей.
Обе кошки и песик помчались через луг, пересекли дорогу и по крутому склону устремились вверх. Здание сорейской школы одиноко и печально стояло в неверном лунном свете на вершине холма за невысокой каменной оградой. Казалось, ему так не хватает веселых детских игр и задорного смеха.
— Как мы туда войдем? — спросила Табиса, когда они остановились под деревьями вблизи школы. — Все двери заперты.
— Какой-нибудь способ наверняка существует
