Когда наступила ночь и вся степь погрузилась в темноту, Шурка спрятал лицо в воротник ватника и то прислушивался к разговорам красноармейцев, то думал о предстоящей встрече с отцом. Неожиданно машина остановилась.
— Опять, что ль, лужа? — спросил один из бойцов.
— Нет, браток, — сказал, выходя из кабины, шофер. — Это Волга.
Шурка вскочил, повернул лицо к реке. Машина стояла метрах в ста от берега, и в темноте он ничего не видел кроме парома, да и то потому, что на борту слабенько горел огонек фонаря «летучая мышь». Шурка выпрыгнул из кузова, подошел к кабине. Мама сидела, привалившись к спинке сиденья. Вовка спал, положив голову ей на колени.
— Мы уже приехали, мам, — шепотом сказал Шурка. — Только очень темно. Я пойду к парому.
С Волги в лицо дул холодный с сыростью ветерок, слышался плеск волн. Кто-то сказал в темноте:
— Так привыкли к светомаскировке, что до сих пор огонь не зажигаем.
— Ничего, не заблудишься, — ответил другой голос. — Без света оно спокойнее.
По смутно белеющему деревянному настилу Шурка прошел на паром, остановился у противоположного к берегу борта. Как он ни всматривался в густую темноту, так ничего и не увидел. А хотелось увидеть родной Сталинград. Вскоре началась погрузка. На паром с включенными подфарниками въехало несколько машин, в том числе ЗИС-5, на котором приехали Игнатьевы. Потом, гремя колесами, въезжали телеги. Затарахтел буксирный катер, паром дернулся и стал плавно отходить от берега. Шурка пошел к своей машине.
Евгения Михайловна сидела на подножке, куталась в платок — зябко.
— Мам, мы где сейчас? — донесся сонный голос Вовки из кабины.
— Плывем по Волге уже, соня, — ответил Шурка.
— Ну да, не обманывай, — Вовка высунул голову из кабины. — И правда плывем! Но ничего ж не видно.
— Скоро увидишь, мальчик, — грустно откликнулся кто-то в темноте. — Не на что смотреть-то теперь…
Когда паром причалил, ребята все равно ничего не увидели. Их город был погружен в полную темноту.
Вовка спал бы, наверное, еще долго, если бы его не разбудил солнечный луч. Яркий и горячий, он заиграл на его лице. Приоткрыв глаза, ослепленный, быстро вскочил с кровати, с удивлением огляделся.
«Где я?» — спрашивал он себя, рассматривая большую полупустую комнату, где стояли две койки, стол, накрытый газетами, и три табуретки.
На койке, стоявшей у противоположной стены, лежал мамин ватник.
— Мама! — громко позвал Вовка.
Открылась дверь, и она вошла, улыбаясь, спросила:
