Когда Рейчел остановилась возле кровати Матильды, веки старой женщины дрогнули, и она посмотрела на Рейчел. Сначала она словно не узнавала Рейчел, но затем из глаз её вдруг полились слёзы:
— Моя дорогая Рейчел... моя любимая, моя драгоценная девочка. Мне так жаль...
Она так никогда и не узнала, о чём жалела перед самой смертью Матильда, потому что у неё тут же началась агония. Может быть, она жалела о том, что не успела до конца позаботиться о своих детях? Или о себе самой? Наблюдая за тем, как Матильда хрипит с искажённым лицом, Рейчел хотела позвать Энди, но странный страх сковал её губы и язык, и она беспомощно застыла на месте. Девушка пришла в себя только тогда, когда почувствовала, что Энди находится рядом с ней. Не в силах говорить, Рейчел только кивнула в сторону Матильды. Энди низко наклонился над матерью. Она хрипела и задыхалась, и вдруг её дыхание прекратилось. Энди тут же начал делать ей искусственное дыхание, и ему это удалось: Матильда снова задышала. Но вскоре её дыхание вновь прекратилось. На этот раз уже окончательно.
Рейчел медленно накрыла простыней лицо мёртвой Матильды. Энди стоял рядом и кусал губы, изо всех сил стараясь не разрыдаться.
— Не забудь про пули, — с трудом проговорила Рейчел. — Иди займись ими. А я пока сделаю здесь всё, что требуется.
Энди, шатаясь, с трудом добрался до жаровни. Рейчел видела, как он хлюпал носом и несколько раз утирал рукавом набежавшие слёзы. Но когда он присел над жаровней и продолжил отливать пули, его движения вновь были чёткими и слаженными.
Солнце село, и землю окутала темнота. Но индейские барабаны продолжали стучать в наступившей темноте. Вновь и вновь повторялся их устрашающий бой, завершавшийся серией громоподобных ударов, от которых, казалось, сотрясается сама земля. Сквозь бой барабанов можно было также расслышать завывания и крики шаманов, призывавших на помощь духов предков и потусторонние силы, которые должны были помочь индейским воинам победить белых.
Рейчел принесла в спальню ведро тёплой воды и чистое бельё и плотно закрыла за собой дверь. Она подвязала челюсть Матильды повязкой и накрыла её лицо белым лоскутом ткани. Затем она стала обмывать тело женщины. Обмывая Матильду, она поразилась, какой чистой, нежной и белой была кожа в районе её плеч по контрасту с обожжёнными солнцем, загрубевшими руками, которыми она постоянно работала.
«Они никогда не коснутся тебя, — неслышно пообещала она Матильде. — Я не позволю им снять с тебя скальп, изуродовав твои прекрасные волосы».
