Рем не летал в облаках, понимая, что учение сородичей абсурдно, но отчего-то в глубине души всегда в него верил. Порой он представлял реальную личность: любящую, смиренную, обладавшую силой научить существ жить в мире, прощать. Вариант казался притягательнее, нежели неодушевленный поток, сотворивший множество микроорганизмов, теперь истреблявших друг друга. Ида откровенно осуждала мировоззрение сына. У женщины, стоявшей, можно сказать, у истоков, были категоричные взгляды на мир.
Существовали у Минимусов и псалмы. Когда-то он перечитывал их вечерами, делая пометки в электронном блокноте. В подверженном запретам обществе, люди прозревали, плыли против течения, сбивались в группы. В одной из таких и состоял Рем когда-то. Он был молод и зол, мечтал свергнуть правителя Отто, и обрести свободу. Сейчас, вспоминая былые годы, он явственно видел — многое, чему учили его верующие люди, было для достижения чьих-то целей, а он лишь орудием. Однако вера усмиряла ненависть, и дышать становилось легче, а принадлежность к группе протестантов помогла не свихнуться. После провозглашения мира между расами, Ларо разрешил учению маленьких людей выйти из тьмы, и старинные церкви начали облагораживать. Ему вдруг ужасно захотелось взглянуть на храм Божества, в котором верующие вновь совершали Фатум. Остальные проводили обряд в центре города в присутствии главы. Пометка заносилась в электронный планшет, и информация о браке, который расторгнуть нельзя, витала в киберпространстве до скончания времен.
— Я хочу её видеть, — неожиданно ляпнул Рем в полнейшей тишине. Мари подавилась яблоком, и Ная принялась заботливо хлопать ей по спине.
— Ты всегда проявлял интерес не к тем вещам, — съязвила Ида, напомнив себя прежнюю.
— Конечно…., если хочешь. Отправимся утром, — пожимал Нил плечами.
— Лучше днём. — Агата прищурилась. — Хочу поспать подольше, — поспешил он отмести подозрения.
Рем старался не выдать намерений, и, кажется, ему это удалось, никто не заподозрил подвоха. Матери наскучила тема, всколыхнувшая неприятные воспоминания, и она поспешила ее перевести. Довольный собой, он поднялся наверх, предвкушая долгожданный отдых. Мари стояла у окна, скрестив на груди руки.
— Серьезно? Пойдёшь туда снова? Хочешь умереть? — вопрошала она вполголоса.
— Как тебе это удаётся? Я ведь блокировал мысли. — «Хорошо, остальные не прочитала».
— Остальные?
— Я просто беспокоюсь из-за отщепенцев. Они что-то затевают.
