На Йехара я старалась больше не смотреть. Приподняла голову Веслава, чуть нажала, чтобы открыть рот, и в этот раз я не буду отсчитывать капли, я понимаю, что даже полный флакон животвора может оказаться бесполезным. Пальцами проследить движения горла, так, чтобы не поперхнулся, второй попытки не будет. Вот так. Всё. Теперь ждать.
Даже не знаю, чего я в тот момент боялась сильнее: что оно не сработает вовсе, или что сработает, но как-то не так, или…
Долго бояться не пришлось. Сначала затрепетали веки. Потом Веслав безо всяких переходов распахнул глаза, дернулся, согнулся в кашле и процедил:
– Мой животвор…
Потом сел и сразу перешел на крик.
– Какого черта?! Я же просил! Или вам, придуркам, все нужно повторять по тридцать раз, что тебе, что ему?! Нет, вам обязательно нужно было меня достать с того света, а чтоб мозгами пошевелить – ну, это ж не для светлых, ах-ах, старый наш товарищ, как же мы оставим его умирать?! Я сказал – не сметь возвращаться за мной! Я сказал – не нужно! Я просил, – теперь он обращался только ко мне, и голос его грозил уйти за пределы слышимости: – я же просил меня отпустить! Я что, невнятно выразился? Может, плакатик на том свете надо было загодя подготовить?! Все духи Хаоса! Ты хоть понимаешь, что поступила как последняя идиотка?!
Я попятилась – на какую-то секунду мне показалось, что он ударит. Или тенью, или так… вручную. Йехар, напротив, выдвинулся вперед – последние слова если не привели его в чувство целиком, то включили автопилот рыцарской натуры.
– Не смей оскорблять ее! – возопил он возмущенно. – Ты хоть понимаешь, что…
– Я?! – заорал Веслав, мгновенно вскакивая на ноги (слегка качнулся, но устоял, а ярости на лице только прибавилось. Какая-то часть меня отметила, что в таком состоянии я его, пожалуй, что и не видела). – Я?! Я-то как раз понимаю… понимал! А вы… она… ты… – теперь он опять обращался ко мне. – И на кой я тебе подарил тот эликсир, спрашивается? Мог ведь понять, чем это кончится! Знал ведь, что мыслить ты в принципе не способна – и…
Лучше бы он меня ударил. Да нет, я не о словах. Вернее, не только о словах, в конце концов, я всегда знала, что с гениями сего мира мне не равняться, да и учителями моими сие было отмечено неоднократно. Но выражение лица, потемневшие глаза, полный ненависти – если бы хоть горечи там или боли, а то холодной ненависти! – голос…
Ответить мне было нечем. И слова не подбирались, да и голос не шел, по причинам, которые мой организм решил оставить при себе. Поэтому пришлось прибегнуть то ли к тактическому отступлению, то ли к бегству, которое с тактикой ничего общего не имело.
